Сценарий спектакля «Времени не подвластны» по роману А.Фадеева «Молодая гвардия»

Автор: Облачнова Ирина Владимировна

Организация: МБОУ Школа №53

Населенный пункт: Рязанская область, г. Рязань

Продолжительность 90 минут

Действующие лица:

Олег Кошевой

Иван Туркенич

Ваня Земнухов

Сергей Тюленин

Жора Арутюнянс

Сергей Левашов

Женя

Николай Сумской

Володя Осьмухин

Люся

Лиля

Клава

 

 

Любка Шевцова

Ульяна Громова

Валя Борц

Нина Иванцова

Мать

Бабушка

Ефрейтор

Клер

Балтер

Анатолий

Петр

Виктор

 

 

Пролог

Школа, класс, перемена, потом заходит учитель. Действие разворачивается под сценой

-Отстань от меня! Я тебе сейчас покажу!(бежит)

-Чего я , я ничего! А вот и не поймала.

-А ты стихотворение выучила?

(звонок, входит учитель)

Учитель. Здравствуйте, дети, садитесь. Сегодня ---мая, я хотела бы почитать вам одно сочинение.

"Сказать, что в 9 классе учиться очень легко, нельзя. Но трудностей непреодолимых нет. Упорная работа над собой, сознательное отношение к учебе и выполнение домашних работ дают неплохие результаты.
Добиться успехов в учебе нам удалось потому, что мы крепко усвоили: знания нужны нам и приобретаются путем аккуратного выполнения домашних работ. Я полностью согласна с Павкой Корчагиным:
"Самое дорогое у человека - это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире - борьбе за освобождение человечества."

 

- как-то очень пафосно, вряд ли он так думает .

 

Учитель.. Ты сомневаешься? А остальные?.. Хорошо , я вам скажу, эти строки написали не ваши сверстники, нет, это писали мои ровесники, одноклассники в 1940 году. Они не лукавили и доказать это очень легко. Я расскажу вам о них. А вы мне поможете. 1942 год , нам было тогда по 16-18 лет. Мы все из одного небольшого шахтерского города Краснодона. С кем-то учились вместе, кого просто знали. Мы были молоды и , казалось, вся жизнь впереди…Летом 1942 года немцы подходили к Краснодону.

 

Тревожная музыка. Ученики класса переодеваются(детали костюма) и поднимаются на сцену.

Сцена 1

(Уля,Валя,Жора,Олег,Ваня)

Уля и Валя сидят на краю сцены

Уля. Нет, ты только посмотри, Валя, что это за чудо! Прелесть… Точно изваяние, - но из какого чудесного материала! Ведь она не мраморная, не алебастровая, а живая, но какая холодная! И какая тонкая, нежная работа, - человеческие руки никогда бы так не сумели. Смотри, как она покоится на воде, чистая, строгая, равнодушная… А это ее отражение в воде, - даже трудно сказать, какая из них прекрасней, - а краски? Смотри, смотри, ведь она не белая, то есть она белая, но сколько оттенков - желтоватых, розоватых, каких-го небесных, а внутри, с этой влагой, она жемчужная, просто ослепительная, - у людей таких и красок и названий-то нет!…

Валя .Нашла время любоваться. Неужто они войдут на этот раз! Боже мой! Помнишь, как в прошлом году переживали? И все обошлось! Но в прошлом году они не подходили так близко. Слышишь, как бухает?

Они помолчали прислушиваясь

Уля. Когда я слышу это и вижу небо, такое ясное, вижу ветви деревьев, траву под ногами, чувствую, как ее нагрело солнышко, как она вкусно пахнет, - мне делается так больно, словно все это уже ушло от меня навсегда, навсегда. Душа, кажется, так очерствела от этой войны, ты уже приучила ее не допускать в себя ничего. Ты помнишь, как хорошо было вчера в степи вечером, помнишь?

Валя. Помню. Этот закат. Помнишь?

Уля. Да, да… И мне вчера так больно стало, когда мы смотрели на закат, а потом на этих мокрых лошадей, пушки, повозки, на раненых… Красноармейцы идут такие измученные, запыленные. Я вдруг с такой силой поняла, что это никакая не перегруппировка, а идет страшное, да, именно страшное, отступление. Ты заметила? Солдаты всё идут, идут в сумерках, и все время этот гул, вспышки на горизонте и зарево, - должно быть, в Ровеньках, - и закат такой тяжелый, багровый. Ты знаешь, я ничего не боюсь на свете, я не боюсь никакой борьбы, трудностей, мучений, но если бы знать, как поступить… Что-то грозное нависло над нашими душами, - сказала Уля, и мрачный, тусклый огонь позолотил ее очи.

Валя. А ведь как мы хорошо жили, ведь правда, Улечка? -

Уля. Как хорошо могли бы жить все люди на свете, если бы они только захотели, если бы они только понимали! Но что же делать, что же делать.

Вбегают Ваня и Жора

Ваня.. Девочки, вы здесь. А мы вас ищем. Приказ райкома – все за Дон. Эвакуация.

(музыка)

Уля. Иногда мне кажется, Ваня, что проще всего было пойти на курсы медицинских сестер. Так ведь скорее всего попадешь в армию, правда? А иногда... иногда мне сильнее всего хочется учиться, учиться дальше. Можно скоро стать инженером, или учителем, или... ах, не все ли равно кем, ведь война не навек, ведь кончится она, надо будет жить, трудиться , еще нужны будут люди, знающие дело.
Жора (задумчиво). Сейчас надо быть военным. Пока идет война, надо быть военным. А когда война кончится, надо быть инженером, чтобы восстанавливать хозяйство... А юристом в наше время неинтересно.
Ваня. Да, пока идет война, я, конечно, хотел бы быть военным. Но военным меня не берут по глазам. А инженером, конечно, быть очень полезно, но тут дело в склонности, а у меня склонность, как ты знаешь, к поэзии.
Жора. Тогда тебе надо в литературный вуз.
Ваня. А вот этого я как раз не думаю. Ни Пушкин, ни Тютчев не проходили литературного вуза. Да тогда и не было такого. И вообще научиться стать поэтом в учебном заведении нельзя.
Жора (безапелляционно). Всему можно научиться.
Ваня. Учиться на поэта в учебном заведении - это просто глупо. Каждый человек должен учиться и начинать жить с обыкновенной профессии. Например, Тютчев был дипломатом, Гарин - инженером, Чехов -доктором, Толстой - помещиком.
Жора (фыркнув). Удобная профессия. (Таинственно.) Слушай, а любовных стихов у тебя нет? Прочти что-нибудь любовное, да?
Ваня (смущенно), Какие там любовные, что ты, право!
Жора. Неужели ты Клаве Ковалевой ни одного стихотворения не посвятил?
Ваня. Ну, ерунда какая! Брось ты глупости говорить.

Уля. Ваня, почитай что-нибудь. Мне нравятся твои стихи.

Ваня
Нас радости прельщают мира,
И без боязни мы вперед
Взор устремляем, где вершина
Коммуны будущей цветет.

Тревожная музыка, крики
Уля. Что за шум? Что-то случилось

(подбегает Олег)

Олег (он слегка заикается). Уля, и ты здесь!
Уля. Олег! (Рукопожатие.)
Жора. Ваня, смотри, это ж Кошевой!
Олег. Ваня, друг! (Обнимает Ваню.)
Ваня. Пусти, ты все ребра мне переломаешь. Я ведь не девушка. Что там?
Уля (смотрит на дорогу). Вы смотрите, у переправы что делается! Ах, людей жалко!
Олег. Да, жалко. А особенно матерей наших. Что они переживают и что им еще придется пережить. (Ване.) А ты кажешь-"вирши". Сколько мы сочинений написали в школе о той войне! Мечтали, завидовали отцам нашим, а вот она пришла к нам, будто нарочно, чтобы узнать, какие мы, - а мы вот... за Донец, за Дон!
Жора (хмуро). Ну, распоряжение райкома есть распоряжение.

Олег. Похоже, не получится за Дон. Смотрите! Немцы на том берегу. Придется возвращаться домой. Увидимся.

(Отдаленные взрывы, крики, немецкая речь)

ребята уходят

Сцена 2

(Валя читает книгу, вбегает Сергей)

Сергей .Что ж ты, девушка, читаешь? В Краснодон идут немцы! Разве не слышишь, как машины ревут с Верхнедуванной?

Валя. Куда ты бежал?

Сергей. Хочу на вашу школу забраться, побачить, шо воно буде…

Валя. Но ведь немцы могут в первую очередь занять школу? Тебя как зовут?

Сергей. Сергей. Тюленин. А ты Валя Борц. Правильно? Я с таким человеком познакомился. Полковник. Сам он был уже весь израненный — и лицо, и руки, и ноги, и спина, весь в бинтах, в крови. А с ним 15 человек.

Валя.. Как же ты попал к ним?

Сергей. Наши отошли, заняли оборону, а мы еще укрепления копали. Все краснодонцы — по домам, а я — обратно в окоп. Взял у убитого бойца винтовку и давай палить, как все. Несколько суток мы отбивали атаки. Потом полковник мне сказал: «Эх, если б мы сами не были смертниками, зачислили бы тебя в часть. Да, говорит, жалко: тебе еще жить да жить». Так я с ними и отступал почти до самой Верхнедуванной. Я фрицев видел, вот как тебя...

Валя (отпрянув). Так близко?!

Сергей. Я двоих сам убил... Может, и больше, а двоих — точно видел, что убил. Я их, гадов, буду теперь везде убивать, где ни увижу, помяни мое слово...

Валя. Один будешь... против них? Пропадешь ты...

Сергей. Почему один...

Валя. А меня в летную школу не взяли. ... Сколько раз я пыталась! ! Ах, если бы они никогда не пришли, эти немцы. Столько силы в душе, о таком мечтали, что казалось - и жизни нехватит, чтобы все выполнить, а теперь вот даже товарища верного найти, и то трудно...

Сергей. Я тоже хотел быть летчиком. А товарища-то все-таки найти можно. (Показывает ей гранату.)
Валя. Покажи!
Сергей. Я тебе лучше пяток бутылок с зажигательной смесью дам. Спрячешь? Чтобы под руками были. Только... могут немцы к вам сунуться.
Валя (самолюбиво). И что же, что немцы?
Сергей. Найдут - плохо тебе придется!
Валя. Не найдут, не бойся!
Сергей. Тогда я дам тебе несколько бутылок, а то в одном месте держать не годится!
Валя (подходит к окну). Ты знаешь, а я видела Ваню Туркенича.

Сергей . А правда, что он батареей противотанковых орудий командовал?
Валя. Правда.
Сергей (заинтересованно). Как же он в город вернулся?
Валя. Говорит, что во время боя был ранен. Потом немца ходили по полю и пристреливали раненых, и его пристрелили. Да, видишь, недострелили. Казачка его подобрала, спрятала, выходила.
Сергей. А я ведь тоже в армии был.

( За окном голоса немцев. Топот ног.)
Сергей.(осторожно подошел к окну, прислушался). Все время бродит патруль, как бы с проверкой в дома заходить не стали. Смотрите , я немецкую листовку сорвал. Вот гады, что пишут.: «Новый порядок.
" За неподчинение новому порядку - расстрел.
За уклонение от сдачи оружия - расстрел.
За неявку на регистрацию в полицию - расстрел.
За слушание радиоприёмника - расстрел.
За появление на улицах после 18.00- расстрел..."

Молчание.

Валя. Мы не должны сидеть сложа руки. Надо связаться с подпольем.

Сергей. Мы и сами с усами. Уже не дети. Много у нас смелых ребят. Давайте соберемся сегодня вечером.

Валя. А что ж? Надежные ребята есть! Уля Громова, Ваня Земнухов.
Сергей. Жора Арутюнянц, Попов; Софронов, Лукьянченко. Любка – артистка...(уходят)

 

Сцена 3

(Володя,Люся, ефрейтор, Сергей)

Люся помогает выйти Володе,он ложится на лавку
Володя (сестре). Люся... Как тебя называет этот черный ефрейтор?

Люся. Луизой.

Володя. Предупреждаю, Луиза: если он еще раз ворвется сюда, я убью его!

Люся. Тише... Тебе нельзя двигаться. Швы могут разъехаться...В больнице эсэсовский штаб устроили. Вовремя ты выписался... Всех больных выгнали. Я видела, как они брели по дороге в серых халатах... Некоторые — на костылях. Кого-то несли на носилках...

Володя. Там же и раненые были. Я видел... Их-то куда?

Пьяная песня за дверью стихает. Хохот... Стук в дверь. На пороге — ефрейтор.

Ефрейтор. Луиза! Я и мои солдаты просим вас немножко покушать с нами.

Люся. Мы уже ели. Мы не хотим есть...

Ефрейтор. Луиза! Я вижу вас... Я и мои солдаты...

Люся. Моему брату нехорошо. Я не могу оставить его.

Володя. Если он еще раз войдет...

Люся. Тише... После операции нельзя волноваться.

Володя. «Операция»!.. «Осложнения»!.. Все это было в той, мирной жизни! А теперь все это не имеет значения!Если он только еще раз придет, собака... я убью его! Да-да, убью, будь что будет!

Снова стук в дверь. На пороге вновь появляется ефрейтор.

Ефрейтор (не без торжественности). Луиза! Вы не должны гнушаться солдат, которые каждый день и час, могут погибнуть! Мы ничего не сделаем вам плохого. Наши солдаты — это благородные люди, это рыцари...

Володя (тихо, с ненавистью). Убирайся вон!

Ефрейтор (не расслышав). О, ты бравый парень. Но, к сожалению, сраженный болезнью...

Люся. (Володе). Молчи... молчи... я умоляю тебя.

Ефрейтор (торжественно). Луиза! Солдаты армии фюрера ждут вашего ответа!..

Люся. Хорошо, очень хорошо! Я сейчас придет... Переоденусь— и приду.

Ефрейтор. Мы ждем, Луиза! (Уходит.)

Немецкая речь за кулисой

Володя. Пожар... Смотрите... Пожар!

Люся подходит к окну. Вдруг раздается негромкий голос: «Люся... Люся... Не бойся... Это я, Тюленин...»

Сергей (появляясь в окне- у противоположной кулисы). У вас фрицы стоят?

Люся (шепотом). Стоят...Кто это?. Ты, Сережа?

Сергей. Володя где?

Володя. Я здесь.

Сергей. А еще кто остался в городе?

Володя. Виктор Петров. Про остальных не знаю. Я никуда не выходил. (Пытается встать.)

Сергей (проходя в комнату). Не вставай! Я сам все знаю... Витька Лукьянченко здесь и Любка Шевцова, Степку Сафонова видел...

Володя (тихо). Как ты забрел к нам? Ночью?

Сергей. Я пожар смотрел. Из парка. Потом стал пробираться за домом, да увидел, что у вас окно открыто.

Володя, Что это горело?

Сергей. Трест. Там их штаб устроился. В одних подштанниках выскакивали.

Володя (тихо). Ты думаешь — поджог?

Сергей. Да уж не само загорелось... (Неожиданно и тихо смеется. После паузы.) Как жить думаешь?

Володя. А ты?

Сергей. Будто не знаешь?

Володя. Вот и я так. Я очень рад тебе. Ты знаешь, я так рад...

Сергей. Фрицы у вас злые остановились?

Володя. Пили всю ночь. Всех кур пожрали. В комнату к нам ломились...

Сергей. Значит, еще ничего... А в больнице эсэсовцы остановились. Там раненых оставалось человек сорок. Они вывезли их всех в Верхнедуванную рощу и — из автомата. А врач Федор Федорович вступился, стал объяснять, что это тяжелораненые, которые уже никогда не будут воевать... Но их все равно стали срывать с постелей в одном нижнем белье и швырять в грузовики... как попало. А потом...

Володя (тихо и отрешенно). Федор Федорович мне операцию делал... Аппендицит...

Сергей. Его прямо в коридоре застрелили.

Люся. Что ж это будет?! Господи!

 

Люся уводит Володю за кулису,Сергей ей помогает
Сцена 4.

(Люба, Левашов)

Люба напевает веселую песню, прикрепляет портрет Гитлера на стену,щелкает его по носу. Стук.

Любка. Входи! Скорей, скорей!..

Левашов. Не знаешь, у нас фрицы стоят? (Входит в комнату.)

Любка. Стояли, как и у нас. Сегодня утром уехали. Одни уходят, другие приходят.

Левашов (видит на стене портрет Гитлера). Гитлера повесила?

Любка. Хочу повесить. Но пока еще не удалось.

Левашов. Ты не шути... Для перестраховки, что ли?

Любка. Пускай висит. Умыться хочешь?

Левашов. Давай.

Любка. Снимай свою форму, не стесняйся! (Приносит ведро воды, таз.) Откуда возвращаешься?

Левашов уывается и вытирается полотенцем

Ты же пришел ко мне... Значит, поверил! Чего же теперь мнешься? Мы с тобой с одного дерева листочки.

Левашов. Дай полотенце. Не думал застать тебя здесь. Зашел наугад, а оно вон как... Ты же вместе с нами на курсах радистов училась. А оказалась дома... Каким это образом?

Любка. Ты не отвечаешь — и я молчу.

Левашов (после паузы). Сбросили нас, как радистов, на парашютах... Народу к тому времени там, на оккупированной земле, столько арестовали, что мы даже удивились, как наши явки не завалены. В шахтах трупами стволы забиты! Работали мы порознь... Но связь держали. А потом уж и концов нельзя было найти. Напарнику моему перебили руки и отрезали язык. Была б и мне труба, если б не получил приказа уходить. Хорошо, что на улице Нинку Иванцову встретил. Передатчик я сдал, согласно приказу, в подпольный обком радисту. И решили мы вместе уходить домой. И вот шли... (После паузы.) Я все думал, что, если и тебя забросили вот так же, как нас, в тыл к врагу и осталась ты одна?

Любка. Сережа... Сережа! (Тихо, взглянув в окно.) Оставили меня здесь... сам понимаешь зачем... Велели ждать приказа. И вот скоро месяц, а никого и ничего... Офицеры немецкие лезут как мухи на мед. Противно. (После паузы.) Надо уходить тебе... Как думаешь жить?

Левашов. Сама же сказала: мы с одного дерева листочки.

Люба. Значит, вместе?

Левашов. Конечно, вместе.

Люба. Навсегда?

Левашов. Навсегда. Пока кровь течёт в моих жилах.

Любка. До свиданья, Сережа... Скоро увидимся.

Расходятся

Сцена 5

( Валя, Туркенич, Олег,Сергей,Уля,Ваня,Анатолий, Виктор)

Сидят за столом, кто-то на скамье

 

Туркенич. Я понимаю, что подпольная организация существует, что поджог штаба и казармы - ее рук дело, но...
Валя (Сергею с вызовом). А ты как думаешь? Поджог?
Сергей (недовольно). Да уж не само загорелось... Погоди, Валя. (Отошел в сторону с Олегом.) Вот что, Олег. Мне Валя много про тебя рассказывала, а я, как тебя увидел, и сам положился на тебя душою. А дело вот в чем: это никакая не подпольная организация подожгла штаб и казармы. Это я поджег. (Смущенно.) Я говорю просто, чтобы ты знал...
Олег (восхищенно). Как? Один?
Сергей. Один.
Олег. Да... Здорово!

Туркенич. А знаешь, это плохо. Здорово, смело, но плохо, что один, понимаешь? Да?
Сергей Понимаю.
Олег. Постой. Может, и правда, взрослых подпольщиков поарестовывали всех уже?
Сергей, ты хотел бы быть партизаном? Самым настоящим?
Сергей. Очень.
Олег. Нет, вы представляете, что такое партизаны? Весь мир знает про их дела. И никто в мире не знает их имена. А если попадешься...
Сергей. Лучше совсем пропасть, чем немецкие сапоги лизать или просто так небо коптить.
Туркенич. Если никого из старших здесь не найдем, попробуем связаться с ворошиловградскими подпольщиками.
Сергей. Ты думаешь, штаб в Ворошиловграде?
Туркенич. Не знаю. Но надо попробовать связаться. А мы пока выберем командира... Подучимся. Ребят соберем. Тут надо, брат, не с кондачка, а по-настоящему, чтоб все крепко было. А установим связь, там нам скажут, что делать.
Далекий окрик за окном: "Хальт!" Все прислушались.
Валя. Забрали кого-то...
Олег. Я хотел сказать вот что: все, что мы узнаем и сделаем, не должен знать, кроме нас, никто. Как бы близко к нам люди ни стояли... Дружба-дружбой, а здесь кровью пахнет. Нам нужно собрать настоящую организацию. И будем искать связь с подпольем.

Сергей. Предлагаю название «Молодая гвардия».

Олег. Да.да. Надо дать клятву. Ну как ты в армии давал присягу, так и мы должны дать клятву.

Звучит музыка торжественная

Олег. Я, Олег Кошевой...
Уля. Я, Ульяна Громова...
Ваня. Я, Иван Земнухов...
Сергей. Я, Сергей Тюленин...
Люба, Я, Любовь Шевцова...

Туркенич. Я.Иван, Туркенич...
Олег. ...вступая в ряды членов "Молодой гвардии", перед лицом своих друзей по оружию, перед лицом родной, многострадальной земли, перед лицом всего народа торжественно клянусь

Уля. Беспрекословно выполнять любые задания организации, хранить в глубочайшей тайне все, что касается моей работы в "Молодой гвардии".

Люба Я клянусь мстить беспощадно за сожженные, разоренные города и села, за кровь наших людей... за мученическую смерть героев-шахтеров.

Сергей И если для этой мести потребуется моя жизнь, я отдам ее без минуты колебания.

Туркенич. Если же я нарушу эту священную клятву под пытками или из-за трусости, то пусть мое имя, мои родные будут навеки прокляты, а меня самого покарает суровая рука моих товарищей.
Все. Кровь за кровь! Смерть за смерть!
Музыка громко
Уля. Командиром предлагаю Туркенича
,он лейтенант Красной Армии, попал в окружение из-за ранения. Комиссаром - Олег Кошевой

Туркенич. Сейчас нас человек тридцать, принявших клятву на верность…Надо всех организовать по пятеркам. Так мобильно будет и безопасно.

Олег. И вот первое дело. Нужно пока не поздно раненых наших солдат из госпиталя спасать.

Сергей. Я знаю как. Надо пристроить раненых в надежные дома. За дело.

Анатолий. Смотрите, кого я привел. Виктор Попов.У нас сюрприз

Туркенич. Не время для сюрпризов. Надо быть очень осторожным. Дисциплина и еще раз дисциплина. Иначе...

Анатолий. Да понял я уже. Но когда ,хлопцы, вы узнаете... Говори.

Виктор. Знаете ли вы, например, что у меня есть радиоприёмник, прямо под немцами, под половицей в погребе?

Туркенич. Неужели? И работает?

Виктор. Еще бы. Этим приёмником меня премировали за хорошую работу, он заграничный, семиламповый…

Туркенич. Это хорошо.

Виктор. И я понял, что он очень нам пригодится. Можно получать достоверную информацию о том, что происходит на фронте.

Олег. И сообщать всем.

Анатолий. Выходит, я кругом прав.

Расходятся

Сцена 6

 

(Олег и мать,Уля)

Олег сидит за столом, мать разбирает посуду

Мать. И ты ложись спать, Олежек. Где ты пропадал столько времени? Я так волновалась. Целые дни тебя нет дома. (оборачивается,Олег лежит на столе)Ты почему не раздеваешься?
Олег. Я прилег на минуточку, мама.
Мать (обнимая его). Олежек, мальчик мой!
Олег. Мама, как хорошо, что мы вместе!
Мать. Мальчик мой!
Олег. Как хорошо человеку, когда у него есть мать. Мама, если есть у людей кусок хлеба, и одежда на теле, и скирды стоят в поле, и бегут поезда, и цветут вишни, и горят печи на заводах,-все это сделали руки матери. И люди идут в бой без страха, потому что чувствуют благословение матери. Правда? (Целует ей руки.)
Мать. Сыночек мой!.. Я знаю, ты смелый. Я всегда хотела, чтобы ты был таким, но ведь тебе только шестнадцать лет.... Только не бойся. Всегда, везде не бойся. Будь сильным до последнего дыхания.
Олег.Прекрасная моя! Прекрасная моя. Ты же все, все понимаешь… прекрасная моя!

Мать. Я все понимаю. Всегда… везде… Не бойся… будь сильный… орлик мой… до последнего дыхания…

Бьют часы.
Олег. Пять часов, мама. Мне нужно идти.
Мать. Куда, Олежек? Ты же не спал ни капельки!
Олег. У меня времени мало, мама. Честное слово.
Мать. Ты же не ел ничего.
Олег. Мамочка, дай мне кусок хлеба, и я побегу. (Заторопился

Ульяна выглядывает из-за кулисы

Уля (с отчаянием). Олег, Олег!
Олег. (подходит) Что случилось, Улечка?
Уля. Валю Филатову в Германию угоняют. Она так плакала, так плакала...
Олег. Валю, в Германию?

Уля. Приготовлены списки, если бы вы их прочли! Это ужасно… за все время немцы угнали из города около восьмисот человек. И уже изготовлен тайный список еще на полторы тысячи с адресами и всем прочим… Нет, нужно сделать что-то страшное, может быть, напасть, когда они поведут партию, может быть, убить этого генерала…

Олег. Убить его всегда не мешает, д-да нового пришлют

Уля. Что делать, Олег? Что делать? целыми толпами на биржу сгоняют. Нет, нужно сделать что-то страшное... Сжечь бы эту биржу со всеми документами...

Олег. Пойдем скорей собирать штаб.

Олег и Уля уходят

Сцена.7

(Мать и бабушка)

Мать. Какой страшный пожар.

Баб. Горит биржа. А с ней все документы и списки , подготовленные полицаями на наших детей, чтобы угнать их как рабов на работы в Германию.

Мать. Нет теперь тех списков. И дети остались дома.

Баб. Надолго ли?(вздыхает)

Уходят обнявшись

Сцена. 8

(Олег и Люба на улице)

Олег (остановился). Осторожно, Люба, тише. Там, кажется, часовой...
Люба (всматривается, прищурившись). Ну и что ж, что часовой? (Лукаво.) Вечер ранний, время дозволенное - вот мы и гуляем! А что!
Олег (улыбнулся). Это, конечно, так.
Люба (вспоминая). Прежде - собрали бы сейчас ребят, девчат, пошли бы в кино, в парк или просто прошвырнулись бы по улицам. Хорошо! (Усмехнувшись.) Ох, и любила я, Олег, пройтись по улицам! И людей поглядеть и себя показать. И чтобы обязательно было шумно вокруг!.. А помнишь, сколько народу по вечерам на улицы выходило. Ужас до чего было хорошо!..
Олег. А сейчас аресты идут по всему городу страшные. Третьего дня ночью много людей арестовали.
Люба. Что ты, что ты!.. И подумать про это страшно.

Олег. И надо связаться с арестованными.
Люба. А как?
Олег. Я возьму это на себя. Среди полицаев есть один свой парень.
Люба (с тоской). Ах, что только приходится переживать, Олег!
Олег (серьезно). У вас немцы часто останавливаются?
Люба. Наш дом ведь у самой дороги...
Олег. Это плохо. Передатчик у тебя хорошо спрятан?
Люба. Передатчик спрятан... Оставили меня здесь, ты знаешь зачем. Первый раз в жизни выдаю себя не за то, что есть. Чорт знает, что вытворяю, изворачиваюсь, а немецкие офицеры лезут, как мухи на мед. Противно, и сердце болит за самое себя. У меня к этим немцам такая ненависть, такая ненависть - я бы их резала своими руками... И коли б дело шло обо мне, а тут ведь...( Озабоченно.) Меня вот уже три дня с Большой земли про станицу Устинскую запрашивают, а я и понимаю, что им очень сведения нужны, а разузнать ничего не могу. Немцы там, как видно, силы сосредотачивают.
Олег. Про Устинскую? Я помогу тебе.
Люба. Ты знаешь, Олег, когда я сижу около передатчика, положу руку на ключ... и кажется мне, что я вместе с ними, которые в Москве, в Сибири где-нибудь, на Волге... А потом - кончишь передавать, оторвешься от ключика - и опять видишь, что ты здесь, под немцем...

Олег. Ты!.. Я даже не знаю, что тебе сказать, Люба. Ты молодец! Ты сама это знаешь.

Люба (серьезно). Но ребята об этом знать не должны.

Люба. Попробуем в области с подпольщиками связаться. Я там знаю кое-кого. Я все равно в Ворошиловград собираюсь.
Олег. Хорошо бы. Но как ты поедешь?
Люба. А очень просто. (Подняла руку, словно, останавливает машину, лукаво.) Вот и все. Я уж тут ездила кое-куда.
Олег. И подвозят? Немцы?
Люба (с усмешкой). Нет, ответственные работники из райземотдела... Скучно им, вот и подвозят. А недавно попалась машина такая маленькая, низенькая, голубенькая, с лейтенантом. (Преображаясь в Любку-артистку.) "Вохин бефелен зи цу фарен? - Куда прикажете довезти?" - "Ни черта не понимаю! - отвечаю ему. - Говорите по-русски или уж лучше вовсе молчите!" --"Зетцен зи зих! Шнеллер!" Села, поехала... Ну, и пошел разговор! "Меня в Ворошиловграде знают все приличные люди, герр лейтенант. Спросите любого. Мой папа-известный промышленник. Он владел шахтами в Горловке, но пришла революция, и он умер в Сибири. А .мне пришлось зарабатывать танцами и пением на эстраде... А папа всегда говорил, что если бы я училась, из меня могла бы выйти знаменитая драматическая актриса". А он, балда, ни черта не понимает, а все-таки качает головой, будто сочувствует: "Когда фрейлен приедет Луганск, фрейлен может пользоваться моим гостеприимством". Видел? Прохвосты!
Олег. Ты все-таки осторожнее. Немцы людей с передатчиками всюду ищут.
Люба (задорно). Так-то ты знаешь Любку!

 

Сцена9
(Клава,Ваня,Петр)

Ваня.Ты умеешь держать тайну?

Клава. Спрашиваешь…

Ваня. Поклянись!

Клава. Клянусь.

Ваня. Клава! Мы создали организацию молодежи для борьбы с немцами, - вступишь в нее?

Клава. А ты в ней состоишь?

Ваня. Конечно.

Клава. Конечно, вступлю!

Ваня. Я приму от тебя клятву. Мы писали ее с Олегом, и я знаю ее наизусть, и тебе придется ее выучить.

Клава. Я ее выучу, ведь я же совсем твоя…

Ваня. Тебе придется организовать молодежь здесь и по ближайшим хуторам.

Клава. Я тебе все организую.

Ваня. Ты не относись к этому так легкомысленно. В случае провала это грозит гибелью.

Клава. А тебе?

Ваня. И мне.

Клава. Я готова погибнуть с тобой.

(появляются Петр.)
Ваня. Могу рекомендовать тебе еще одну сочувствующую, мою ... Клаву..

Клава. Судите сами: разве это не свинство, ведь все же меня знают, а мой друг все от меня скрывает, а ведь я все вижу, вплоть до того, что наткнулась у него на шрифт из типографии и какой-то вонючий раствор, которым он его промывал, и часть уже промыл, а часть еще нет, когда вдруг сегодня…Знаете ли вы, что случилось сегодня?

Петр. Обожди, наши мехцеховские лично видели, они же мне все и рассказали… В общем, они идут мимо парка, смотрят: в воротах кто-то висит в черном пальто, и записка на груди. Сначала они думали, немцы кого-нибудь из наших повесили. Подходят, смотрят - Фомин, предатель.. Ну, знаешь, эта сволочь, полицай. А на записке: «Так будем поступать со всеми предателями наших людей». И все… Понимаешь? Вот это работка! Два часа при дневном свете висел! Ведь это был его пост, никого поблизости из полицаев не было. Масса народу видела, сегодня в городе только об этом и говорят.

Клава. А не знаешь, с нашей стороны все прошло благополучно, жертв не было?

Петр. Блестяще! Никто ни черта не знает, и все в порядке. Но у меня дома компот… Мама убеждена, что это я повесил этого сукина сына, и стала предсказывать, что меня тоже повесят.

 

Сцена.10

(отец,Сергей)

Отец сидит за столои.

отец. Чего молчишь? Рассказывай. Ты же там, как сказать, поближе,

Сергей. К кому поближе? К полиции, что ли?

Отец. Чего Земнухов вчера приходил? В запрещенное время?

Сергей. Кто его соблюдает, время-то!

Отец. Не врать! За это - тюрьма! Если ему своей головы не жалко, мы, твои родители, за что будем в ответе?

Сергей. Не о том ты, батя, говоришь,Ты хочешь знать, состою ли я в подпольной организации? Вот что ты хочешь знать. Нет, не состою. И о Фомине я тоже услыхал только что от Нины. А скажу только: так ему и надо, подлецу. Как видишь с ее слов, и люди так говорят. И ты тоже так думаешь. Но я не окрою: я оказываю посильную помощь нашим людям. Все мы должны помогать им, а я - комсомолец. А не говорил об этом тебе и маме, чтоб зря не беспокоить.

Отец. Слыхала бы тебя мать? Вот он, печальник о нас!… Стыда в тебе нет! Я всю жизнь работал на вас… Забыл, как жили в семейном доме, двенадцать семейств, на полу валялись, одних детей двадцать восемь штук? Ради вас, детей, мы с вашей матерью убили все свои силы. Посмотри на нее… Александра учили - недоучили, Нинку недоучили, положили все на тебя, а ты сам суешь свою голову в петлю. На мать посмотри! Она все глаза по тебе проплакала, только ты ничего не видишь.

Сергей А что, по-твоему, я должен делать?

Отец.. Иди работать! Нинка работает, иди и ты. Она, счетовод, работает чернорабочим, а ты что?

Сергей. На кого работать? На немца? Чтобы он наших больше убивал? Вот когда придут наши, я первым пойду работать… Твой сын, мой брат, в Красной Армии, а ты велишь мне итти немцу помогать, чтобы его скорей убили!

Отец. А жрать что? А лучше будет, когда первый из тех, за кого ты радеешь, продаст твою голову? Немцам продаст! Ты знаешь хоть бы людей на нашей улице? Кто чем дышит? А я - знаю! У них своя забота, своя корысть. Только ты один радетель за всех!

Сергей. Неправда!… Была у тебя корысть, когда ты отправлял государственное имущество в тыл?

Отец. Обо мне речи нет.

Сергей. Нет, о тебе речь! Почему ты думаешь, что ты лучше других людей? Корысть! Каждый за себя!… А я тебя спрашиваю: какая была в тебе корысть в те дни, когда ты уже выходное получил, знал, что остаешься здесь, что это дело может повредить тебе, больной грузил не свое имущество, не спал ночей? Неужто ты один такой на земле? Даже по науке это не выходит!

Отец. Я не по науке доказую, а по жизни!

Сергей. А наука не из жизни?… Не один ты, а и другие люди ищут справедливости! А ты стыдишься в себе признать хорошее!

Отец. Мне стыдиться нечего!

Сергей. Тогда докажи, что я неправ! Криком меня убедить нельзя. Могу смириться, замолчать - это так. А поступать все равно буду по совести.(убегает)

Отец. Вот, выучили сынка… Выучили - и больше не нужны. Адью!…

Уходит

Сцена 11

(Олег дома. Сумской.Ваня Анатолий,Сергей,Туркенич,Уля,Валя)

Заседание

  • . Так. (Ходит.) Хлеб везде убрали?
    Сумской. Заставляют весь убрать... Но больше стоит в скирдах и суслонах: нечем обмолотить и вывезти.
    анатолий . Скирды надо жечь, пора.
    Сумской. Понятно... У нас на базаре фотографии развесили: немецкий парад на Красной площади в Москве, и еще - фрицы с девчатами нашими по набережной в Сталинграде гуляют.
    Анатолий.. Вот и нужно людям правду рассказывать... Приемник у вас есть?
    Сумской. Наладили.
    Анатолий.. Сводки надо записывать и людям передавать. Оружие у вас есть?
    Сумской. Мало.
    Анатолий. Надо собирать на степи. И у них воруйте, они живут беспечно.

Туркенич. А печатный станок исправили?
Анатолий.. Печатный станок Ваня наладил просто заново. У нас типографская краска кончилась, но мы приготовили оригинальную смесь, смешали разные краски и уже испытали. Ты не беспокойся: с печатью все будет в порядке.
Олег (входя). Сумской все про биржу расспрашивал. Я, конечно, ничего не сказал. А, по правде говоря, очень хотелось. Когда придут наши, обязательно скажем: Люба Шевцова, Сергей Тюленин - вот они сожгли биржу.
Сергей (смущенно). Сам понимаешь, мы не для этого...
Олег. А ты не серчай. Я ведь рад, понимаешь. Ах ты, хлопец мой -гарный!
Туркенич. Кого еще нет?
Валя. Люба еще не приехала из Ворошиловграда. Ну и Стаховича.
У л я. После биржи опять аресты пошли.
Олег. А у тебя?
Уля. У нас дома как-то все обошлось, а у Виктора Попова отца арестовали.
Туркенич. Надо работать осторожно. Каждую ночь - дело, это их и бесит...
Олег. И пускай!..
Ваня. Листовка готова. Послушайте:
«Земляки! Краснодонцы! Шахтеры! Колхозники!

Всё брешут немцы! Сталин в Москве. Гитлер врет о конце войны. Война только разгорается. Красная Армия еще вернется в Донбасс.

(другие молодогвардейцы берут, им не нравитс) Гитлер гонит нас в Германию, чтобы мы на его заводах стали убийцами своих отцов, мужей, сыновей, дочерей.

Не ездите в Германию, если хотите в скором времени на своей родной земле, у себя дома обнять мужа, сына, брата!

Немцы мучают нас, терзают, убивают лучших людей, чтобы запутать нас, поставить на колени.

Бейте проклятых оккупантов! Лучше смерть в борьбе, чем жизнь в неволе!

Родина в опасности. Но у нее хватит сил, чтобы разгромить врага, «Молодая гвардия» будет рассказывать в своих листовках всю правду, какой бы она горькой ни была для России. Правда победит!

Читайте, прячьте наши листовки, передавайте их содержание из дома в дом, из поселка в поселок.

Смерть немецким захватчикам!

Молодая гвардия».

Расходятся

Сцена 12.

(Олег,Нина,Уля,Лиля)

Олег и Нина гуляют

Олег. У нас много ребят, которые могут вступить в борьбу! Я уверен... Дай-ка напишу тебе адрес Жоры Арутюнянца! (Записывает.) П‑пока мы с тобой разговаривали, я насчитал т-три зенитки правее школы, а рядом б‑блиндаж. Автомашин я не видел...

Нина. А пулемет и двух фрицев на крыше школы?

Олег. Я не заметил. Слушай, неужели мы будем встречаться с тобой только по делу?

Нина (смутившись). Нет, почему же, мы можем встречаться, когда свободны.

Олег. Где ты живешь?

Нина. Может быть, ты проводишь меня?

Олег. . Вот если бы нам достать материю такого же алого цвета! Как этот пожар...

Нина. Зачем?

Олег. Ты, наверно, забыла, что через неделю — двадцать пятая годовщина... Четверть века Советской власти... В этот день весь Краснодон должен увидеть, что здесь, в городе, живет и действует эта самая Советская власть! Знамена... Кругом знамена! Только где их возьмешь?

Нина. Так ведь можно покрасить что-нибудь в красный цвет. Это наше, девичье, дело! Мы с Валей Борц, с Олей, Улей и Любкой покрасим... А?

Олег. За это... за это тебя хочется расцеловать! И вобще... Хочешь, я тебе прочитаю свои стихи?

Нина. Свои?

Олег. Ты послушай! Нет... лучше сама прочитай...

Нина (тихо).

«Пой, подруга, песню боевую,

Не унывай и не грусти...».

Олег. Лучше не вслух... про себя... ;

Нина. Это ты мне посвятил? Мне, да?.. Почему ты раньше не говорил, что пишешь?

Олег. Я стеснялся... Я давно пишу. Но никому не показывал. Я больше всего Ваню стесняюсь. Ведь он знаешь как пишет! А я что... У меня размер не выдержан, да и рифмы я с трудом подбираю.

Нина (задумчиво). Не в этом дело... Спасибо тебе...

Олег. И тебе спасибо. За все. И за то, что будут знамена алые, как этот пожар...

Вбегает Валя

Валя. Нина! Ниночка! Ты слышала? Лиля Иванихина вернулась!

Нина. Лиля? Первая наша... фронтовичка?

Валя. Да! Без вести пропавшая!.. Домой пришла... Бежим! Наши девочки уже там.

Нина (Олегу). Прости.

 

Ульяна, Валя, Нина и другие девушки окружили Лилю Иванихину и слушают ее рассказ.

Лиля (продолжая). Жили мы в лагере прямо под небом. А работа тяжелая была — дороги копали. Мы, женщины, все ж таки выдерживали дольше, чем мужчины. Там был один наш парень, сержант Федя... Я с ним дружила. Он все шутил про нас, женщин: «У вашей сестры внутренний запас». А сам, когда нас стали перегонять в другой лагерь, не выдержал, и его конвойный пристрелил. Но он не сразу умер... и все смотрел на меня, как я ухожу. А я уже не могла его ни обнять, ни поцеловать, а то бы и меня убили... А в другом лагере была надсмотрщица Гертруда Геббех. Она девушек до смерти терзала. И мы сговорились ее уничтожить. Ночью в лесу, когда с работы возвращались, мы охрану обманули, подкараулили ее, шинелью накрыли и задушили... А потом убежали.

Валя (после паузы). Я не знаю, девочки... если бы все это на мою долю выпало... Как бы я себя вела.

Уля. Что это, девчата, у всех глаза на мокром месте? (Тихо начинает петь.) «Спят курганы темные...».

Девушки подхватывают песню.

Нина (подсаживаясь к Ульяне). Тебе привет от Кошука.

Ульяна. Какого Кошука?

Нина. От Олега. Для нас он теперь всегда будет Кошук.

Лиля (прервав песню). Девочки! Сколько раз, когда сидела в лагере, когда шла через Польшу, босая, голодная, я вспоминала нашу Первомайку, нашу школу, всех вас, девочки. И кому-то это надо было все разломать, стоптать. (После паузы.) Улечка! Прочти какие-нибудь хорошие стихи! Помнишь, как раньше... Прочти «Демона», а?..

Ульяна (встает и тихо начинает читать),

 

«...Что люди? что их жизнь и труд?

Они прошли, они пройдут...

Надежда есть — ждет правый суд:

Простить он может, хоть осудит!

Моя ж печаль бессменно тут,

И ей конца, как мне, не будет;

И не вздремнуть в могиле ей!

Она то ластится, как змей,

То жжет и плещет, будто пламень.

То давит мысль мою, как камень —

Надежд погибших и страстей

Несокрушимый мавзолей!..».

Сцена 14

(Женя,Олег,Уля,Ваня,Туркенич, Люба, Сергей,Туркенич,Валя)

Заседание молодогвардейцев

Женя. (Олегу.) На хуторе Погорелом пленные работают, лес рубят. Ты слышал?
Олег. Да, я знаю.
Женя. Ну вот! Если хотите моего совета, дело стоящее. Есть возможность произвести новый переполох, перебить охрану, устроить такую демонстрацию! Атаковать жандармов.
Олег. Дело ведь не в демонстрации.
Женя (поучая). Когда-нибудь надо решаться на настоящие партизанские действия, Олег.
Уля. Мы не созрели для таких операций.
Женя. Да, но люди там пухнут с голоду, умирают. Оставлять людей погибать! Где же тут логика?
Ваня. Зачем ты на чувства бьешь? Нам всем одинаково больно за людей. Но идти на прямое столкновение с жандармами... Олег прав, не мальчики же мы в самом деле.
Олег. Коли уж действовать по-настоящёму, то можно просто ночью, без шума, снять часового и... Но в общем это должен решать штаб.
Женя (пренебрежительно). Несерьезно все это. У нас какая-то неразбериха: или нам нужно более опытное руководство, или, прошу прощения, я буду действовать по-своему.
Олег (покраснев). Тот, кто может так говорить, как видно, вообще не признает ни организации, ни дисциплины.
Женя. А если бы я в данном вопросе и расходился с организацией?
звук подъехавшей машины, смех немцев)
Люба (за сценой). До свидания, до свидания.
Олег (облегченно). Люба.
Люба. Ну вот и я! (Здоровается с ребятами.)
Ее встречают радостно. Возгласы: "Любушка, с приездом!" Девушки целуются. В стороне продолжают прерванный спор Сергей, Жора, Стахович.
Женя. Мы в партизанском отряде так не действовали.
Люба (обернувшись к нему, резко). А как вы действовали?
Олег. Постой, Люба. Пора начинать заседание. Валя, тебе на дежурство.
Валя идет к двери.
Сергей. Только ты осторожнее там...
Валя. Не маленькая и не впервые. {Уходит)
Олег. Слово Любе.
Люба. Ну что ж, по вашему заданию я была в Ворошиловграде. Много было всяких встреч, разных там приключений, новостей, только прежде я должна сказать про другое... Я встретила Ивана Федоровича Проценко, из обкома партии.
Женя (без испуга). Он жив?
Люба. Да, жив. И он рассказал, Женя, вот что: тебя партизанский штаб к нам не посылал. И пропал ты из партизанского отряда как-то странно, а нам рассказал что-то совсем не то. (Прищурилась.) Может быть, тебя немцы к нам послали?
Женя. Что?
Люба. Иван Федорович там я сказал.
Женя. Он мог так подумать?
Люба (жестко). А что же еще можно про тебя подумать? Стахович. Почему же он не сказал тебе, что отряд уже неделю гоняли и людей мало осталось, и он сам понимал, что надо расходиться?
Все молчат.
Женя (Взволнованно.) На меня упало такое подозрение, что я...
Олег. Ты расскажи нам все по порядку.
Женя {сразу потеряв самоуверенность). Я расскажу. Нас окружили тогда, и мы готовились для прорыва. Первые группы стали отходить, чтобы сосредоточиться, а я... ну, можно подумать, что я трушу, и я сразу не отошел. А потом такое поднялось, и огонь был такой... Очень страшно было! Тут уж никто ни на кого не смотрел. А я подумал: они идут на прорыв, чтобы спастись, и все равно погибнут, и я, может, погибну, а я могу спастись и быть еще полезным... Ну, тут я залег в кусты и остался там.
У л я. Значит, на глазах у людей твое самолюбие действительно, а как один остался - так и в кусты.
Женя. Почему ты так говоришь, Уля?
Уля. Потому, что это... (У нее дрогнул голос.) Это отвратительно и позорно! Да, да, позорно и гадко! Кругом столько горя, столько людей - здоровых, сильных, прекрасных людей - гибнет на фронте, в лагерях, в застенках, а что испытывают их жены, матери, дети... но все же работают, борются, а ты (презрительно) в кусты.
Люба. Ну, ты в кусты, а немцы где же?
Женя (торопливо). Я расскажу. Я лежал, а тут начался сильный огонь, только совсем в другом месте. Я подумал: пора - и в речку. И поплыл на спинке по течению. (Ему кажется, что он оправдался.) Вот так я спасся. А такое подозрение... Разве это можно? Я как вылез тогда из реки, так и свалился в, степи, ночью, мокрый весь.
Сергей (жестко). Бедный, прозяб, наверно! Начался огонь в другом месте, а он лег себе на спинку и поплыл. А огонь начался оттого, что отряд на прорыв пошел.
Люба. Выходит, все пошли на гибель, чтобы его спасти.
Женя. Я все-таки не считаю, что я совершил такое уж большое преступление. Ведь другие тоже спаслись. И Проценко-то сам в конце концов тоже спасся.
Люба (вспыхнув). Нам всем, Женя, до Проценко очень далеко. И ты себя с ним, пожалуйста, не равняй,. Проценко-командир, он обо всем отряде думал, а ты - боец.
Ваня. А почему ты нам сказал, что послан в город партизанским штабом?
Женя. Потому, что меня и правда хотели послать. Я подумал: раз я остался жив, ничего же не отменяется. Хотели послать, это и Проценко подтвердит.

Сергей. Солдат должен выполнять приказ. А ты сбежал во время боя, короче говоря, дезертировал в бою. У нас на фронте за это расстреливали или сдавали в штрафной батальон. Люди кровью искупали свою вину!
Женя. Я крови не боюсь.
Сергей. Однажды уже испугался.
Люба. Ты просто зазнайка, вот и все.
Ваня Я, конечно, не имею права решающего голоса, я, как известно, не член штаба, но, по-моему, все ясно.
Олег {после паузы). Ваня Туркенич уже все сказал, лучше не скажешь. А по тому, как Женя держится, видно, что он вовсе не признает дисциплины.
Сергей. Он думает, весь народ воюет только ради того, чтобы его спасти.
Женя (растерянно). Неужели вы мне не верите? Дайте мне любое, испытание!
Олег (твердо). Но ты понимаешь сам, что тебя нельзя оставить в штабе.

Туркенич(оглядев всех) Значит, решено: исключить Евгения из штаба "Молодой гвардий". Кто против? Никого.
Женя (встал). Мне это очень тяжело. Вы сами понимаете. Но я знаю, вы не могли поступить иначе. И я не обижаюсь на вас. (Заплакав.) Ребята, я клянусь.". (Выбегает из комнаты.)
Тягостное молчание.
Туркенич. Да... Надо и правда дать ему задание. Надо его проверить

Олег . Сегодня большой праздник С Великим Октябрем вас, друзья.
Сергей запевает песню. Ее подхватывают все. Поют тихо, почта ШеПОтоМ.
Вперед, заре навстречу,
Товарищи а борьбе!
Штыками и картечью
Проложим путь себе.
Смелей вперед и тверже шаг
И выше юношеский стяг.
В бой, молодая гвардия
Рабочих и крестьян!

Общее оживление.
Олег. Еще раз с праздником. Пора расходиться. Сегодня ночью над городом взойдет красная заря.

(аресты)

Расходятся

Сцена 15

Вбегают на сцену

Уля. Что случилось?
Олег (заикается больше обычного). Арестовали Ваню, Стаховича и Мошкова!
Люба. И Ваню Земнухова?

Туркенич. Ребята не выдадут.
Олег. Да. Но дело, как видно, идет о судьбе всей организации. Немцы попали в самый центр.
Сергей. Ждать нельзя. Они могут и сюда каждый момент прийти.

Убегают.

Олег. Мама...
Мать. Я знаю, Олег.
Олег. Мама, и ты, бабуся, мне придется с вами проститься.
Мать. На дворе снег ранний, холодно.
Олег. Мне надо торопиться. Прости меня, мамо!

Мать. (тихо). Оставь мне комсомольский билет, Олег. Я хорошо спрячу его. Олежек, ведь если найдут...
Олег. Мамо, я всегда слушал тебя. Ты сама понимаешь. Он будет со мной... Всегда со мной!
Мать. Если что случится, если они будут говорить, что я, или бабушка, или кто из родных признались, все рассказали, не верь и молчи. Мы клянемся тебе, слышишь?
Олег. Сожгите все. Приемник спрячьте. Ну, посмотри на меня, мамо. Я с нашими приду, с армией.
Мать. Олежек!

Олег порывисто обнимает мать, бабушку и быстро выходит. Елена Николаевна выбегает вслед за ним, затем медленно возвращается, подходит к окну, приоткрывает штору. За окном рассвет.
Мать. Какой страшный мир! Какая жестокая борьба! (С легким криком.) Мама, смотри!
За окном на каком-то высоком здании развевается красный флаг.
Мать. Красный флаг! Смотри. Это на школе Ворошилова! А вот еще! Мама, смотри!.. На больнице, на райисполкоме! Мама, как много!
Бабушка . Так шо ж ты плачешь, Лена! Шо ж ты плачешь? (Прослезилась.) То ж твой сын те флаги повесил, Лена. Та шо ж ты плачешь, когда радоваться надо?.. Ты гляди, гляди, лезут снимать его. Ну, хочь бы упал какой! Лена, гляди!
Сильный взрыв,
Мать.(воодушевленно). Я только об одном думаю, мама, чтобы он был сильным, если они даже возьмут его. Чтобы они до самой смерти не сломали ему крыльев. Чтоб он не дрожал перед ними, чтобы плевал им в лицо.

Сцена 15
(В тюрьме)

Трагическая музыка. По очереди молодогвардейцы выходят на сцену(оборванные) садятся на сцену

Уля. Нет, я так и умру, а ничего не скажу им.

Сергей. Эх, если б не рука, я б убежал, честное слово, убежал бы...
Ваня. А вы знаете, ребята, генерал этот, Клер. не иначе как сам допросить нас хочет. Вот увидите. Для этого они и свели всех нас в одну камеру.
Сергей. Ну и чорт с ним!

Нина.Я очень боюсь мучений. Я, конечно, умру, ничего не скажу, а только я очень боюсь…

Уля.Бояться не нужно: наши близко

Гул орудий, отблески артиллерийских залпов.
Люба (у окна). Смотрите, смотрите, как полыхает близко!..
Уля. И гул... Ты слышишь?
Люба. Да, да.Улечка, ты же знаешь мою любовь, прочти «Демона», как тогда, помнишь?

УляЧто люди? ~ что их жизнь и труд?

Они прошли, они пройдут…

Надежда есть - ждет правый суд:

Простить он может, хоть осудит!

Моя ж печаль бессменно тут,

И ей конца, как мне, не будет;

И не вздремнуть в могиле ей!

Она то ластится, как змей,

То жжет и плещет, будто пламень,

То давит мысль мою, как камень -

Надежд погибших и страстей

Несокрушимый мавзолей!

Николай.Какое сегодня число?

Ваня.Пятнадцатое,
Николай. Так... Именинник я сегодня, выходит. Девятнадцать уже... Мама в этот день всегда пироги пекла... с печенкой... Записку ей надо... Бумаги... Ну, чего притихли? Ваня, запевай-ка нашу, молодогвардейскую... Хорошую песню мы сочинили, а петь приходилось все больше украдкой. Теперь-то можно во весь голос...

Люба. А мы и сейчас заспиваем, ну их всех к чортовой матери!

По долинам и по взгорьям

Шла дивизия вперед…

( Входят генерал Клер, Балдер, ).
Ефрейтор. (нем) прекратить, прекратит

Клер. По-русски, Только по-русски... Язык выражает устройство души народа. Нельзя управлять машиной, не понимая, как она устроена. Тогда она становится очень опасной. И может занести в кювет...

И кроме того... говоря по-русски, мы показываем, что находимся у себя дома. Что мы пришли навсегда.

Балдер. Когда-нибудь мы заставим всех...

Клер. Неужели вы не замечали, что человек, говорящий на языке, который он плохо знает, смешон?

Балтер. Замечал.

Клер. А хозяин не должен выглядеть смешным. И не должен выглядеть страшным. В состоянии страха все цепенеет. Даже машина... А она должна работать. И знать, что, если будет вести себя хорошо, все будет хорошо. А если будет вести себя плохо, все будет плохо. Это — не сложная философия,.

Балдер. Встать!..
Клер (сухо). Кошевой!..
Балдер (указывая на Олега). Кошевой, герр фельдкомендант.
Клер (удивлен). Кошевой? (Смотрит на Олега с любопытством, удивлением, говорит что-то Балдеру тихо.)
Балдер. Совсем мальчик.
Клер. Этот мальчик водил нас за нос полгода? (Указывая на Земнухова и Тюленина.) Эти молодые люди знают друг друга? Говорите правда - будете жить.
Ваня. Мы в разных школах учились.

Балдер. А ты?

Клава. Нет… Когда-то учились вместе. А с начала войны не видела. Ведь я жила в деревне…
Балдер. А на машины нападали вместе?
Ваня (с усмешкой). Не знаю, о чем вы говорите...
Балдер. Видали? Такое им советская власть дала образование.
Ваня. На образование мы не жалуемся.
Балдер. Генерал требует рассказать, с кем ты нападал на машины, какие соучастники на воле?
Ваня. Как же я мог нападать на машины, когда я близорукий: Я даже вот тебя не вижу, а вместо генерала, например, вижу одну тонкую жердь. И все.
Клер. Что?
Балдер. Не обращайте внимания, герр фельдкомендант.
Клер. Громова.
Уля (тихо). Я уже все сказала. Я не буду отвечать на вопросы, потому что я не признаю за вами права судить меня. Делайте со мной, что хотите, вы ничего от меня не услышите...
Клер (сухо, чтобы не уронить достоинства). Зоо.. Шевцова?..
Балдер. Вот она, герр фельдкомендант.
Люба (с насмешкой). Здрасте, как поживаете?
Балдер. Господин фельдкомендант, генерал Клер, спрашивает, для чего вы совершали прогулки в Луганск, Каменск, Ровеньки и даже Миллерово? Немецкому командованию это есть известно.
Люба. А коли известно, так зачем и спрашивать? А для чего совершают прогулки, господин генерал в его летах должен уже знать.
Балдер. Господин фельдкомендант знает, у вас был радиопередатчик. Где этот радиопередатчик?
Люба (с усмешкой). Какой передатчик? Помилуйте! В жизни репродуктор направить не могла...
Балдер. У господина Клер мало время, Сознавайтесь.
Люба (мимоходом). Плешивый дурак?..
Клер (безнадежно машет рукой). Этот. (Указывая на Тюленина.) Пусть заговорит.

Сцена 17

Музыка. Молодогвардейцы выстраиваются в шахматном порядке.Мама Олега,Бабушка и Валя сбоку

Мать. Страшна не сама казнь. Она – мгновение. Страшно то, что до этого мгновения человек проживает свою смерть десятки, тысячи раз.

Баба.И эти тысячи раз, когда он умирает в своем воображении, - нестерпимы!

Валя. Сережка молчал, когда его били, молчал, когда фашист, скрутив ему руки назад, вздернул его на дыбу, молчал, несмотря на страшную боль в раненой руке. И только когда проткнули ему рану шомполом, Сережка заскрипел зубами. Все же он был поразительно живуч. Сергея Тюленина бросили в одиночную камеру, и он тотчас же стал выстукивать в обе стороны, узнавая соседей. Приподнявшись на цыпочки, он обследовал щель под потолком, - нельзя ли как-нибудь расширить ее, выломать доску и выскользнуть На допрос привели его мать. Они сорвали одежды со старой женщины, матери одиннадцати детей, швырнули ее на окровавленный топчан и стали избивать проводами на глазах у ее сына.

  • . Сережка не отворачивался, он смотрел, как бьют его мать, и молчал. Потом его били на глазах матери, а он все молчал. И даже Клер вышел из себя, и, схватив со стола железный ломик, перебил Сережке в локте здоровую руку. Сережка стал весь белый, испарина выступила на его лбу. - Это - все…-сказал он

Мать. Ужасна была не боль от мучений, - Уля могла перенести любую боль, она даже не помнила, как били ее, - ужасно было, когда они кинулись ее раздевать и она, чтобы избавиться от их рук, вынуждена была сама раздеться перед ними…

Уля. Потом ее притащили в камеру. Кофта набухла от крови. На спине горела окровавленная пятиконечная звезда.

Валя.Избивали Любку скрученным проводом, Любка, как ни кусала губы, не смогла удержать слез.

Люба. Она вернулась в камеру и молча легла на живот, положив голову на руки, чтобы не видели ее лица.

Баба .Молодогвардейцев подвешивали за шею к оконной раме, имитируя казнь через повешение, и за ноги, к потолочному крюку. И били, били, били — палками и проволочными плетьми с гайками на конце.

Валя.Девчонок вешали за косы, и волосы не выдерживали, обрывались.

Мать. Молодогвардейцам давили дверью пальцы рук,

Баба . загоняли под ногти сапожные иглы,

Валя.сажали на раскаленную плиту,

Баба. вырезали звезды на груди и спине.

Мать Им ломали кости, выбивали и выжигали глаза,

Валя. отрубали руки и ноги…

Мать "Никакие пытки не смогли сломить дух молодогвардейцев.... Вот записки, переданные на волю.
Люба."Передайте всем, что я люблю жизнь. Впереди у советской молодёжи ещё не одна весна и не одна золотая осень. Будет ещё чистое мирное небо... будет ещё очень хорошо на наш
ей дорогой советской Родине..."
Уля. "Последний приказ.. .последний приказ.. .нас поведут
на казнь, по улицам города... мы будем петь любимую песню Ильича".
Олег "
«Пусть мне шестнадцать лет, не я виноват в том, что мой жизненный путь оказался таким малым… Что может страшить меня? Смерть? Мучения? Я смогу вынести это… Конечно, я хотел бы умереть так, чтобы память обо мне осталась в сердцах людей. Но пусть я умру безвестным… Что ж, так умирают сейчас миллионы людей, так же, как и я, полные сил и любви к жизни. В чем я могу упрекнуть себя? Я не лгал, не искал легкого пути в жизни. Иногда был легкомыслен, - может быть, слаб от излишней доброты сердца… Милый Олежка-дролежка! Это не такая большая вина в шестнадцать лет… Я даже не изведал всего счастья, какое было отпущено мне. И все равно я счастлив! Счастлив, что не пресмыкался, как червь, - я боролся… Мама всегда говорила мне: «Орлик мой!…» Я не обману ее веры и доверия товарищей. Пусть моя смерть будет так же чиста, как моя жизнь, - я не стыжусь сказать себе это… Ты умираешь достойно, Олежка-дролежка…»


Фашист подходит к Олегу

Клер(Олегу). Кошевой, где ты скрывался последний два месяц?
Олег. Это не играет никакой роли.
Клер. Ты ранил наш золдат. Если ты не виноват, почему ты стрелял в наш золдат?
Олег. Потому что они виновны. Вы сами начали войну, а теперь жалуетесь, что в вас стреляют.
Клер (сухо). Зоо. Кто из членов ваша организация остался на воле?
Олег. Много... Я мог бы рассказать о деятельности "Молодой гвардии", если бы я был судим открытым судом. Но совершенно бесполезно говорить это здесь, говорить людям, которые, по правде сказать, уже мертвецы.
Клер (раздраженно). Сейчас будет приходить команд, и вас будут бросать в шурф шахта. Шурф-это есть колодец семьдесят метров глубины. Через две минуты вы уже будете в этот холодный шурф.
Олег (после паузы). Какой же он холодный, господин фелвдкомендант? Из этого шурфа шли свет да тепло по всей нашей стране...
Клер. Довольно... кончать! (Резко повернувшись, уходит.)(взрывы)

Ваня (вслед). А! Ни напугать, ни унизить не можете! Столько стран захватили, отказались от чести, от совести, - а не можете! Сил у вас нет!.. (Свистит.)

Молчание.
Олег (тихо). Скажите, ребята, вот если бы сейчас все начинать сначала, стали бы мы жить по-другому, чтобы уберечь себя?
Сергей (страстно). Я все то же самое делал бы, только постарался бы еще больше, в тысячу раз больше!
Олег. Верно. Ребята, вы слышите, мы выйдем навстречу этим убийцам, как коммунисты. Пусть мы умрем так же чисто, как жили.
Ваня . Глядите, , немецкая команда.Наших выводят! Я вижу их! Это наши!
Слышен топот солдат по коридору
Люба (тихо). Прощай, мама! Твоя дочь, Люба, уходит в сырую землю.
Топот все ближе. Все прислушиваются.
Олег (в окно, громко). Товарищи! Дорогие мои товарищи! Пусть мы умрем так, как умирали лучшие большевики за нашу светлую родину! Пусть мы умрем тысячу раз, лишь бы вечно сиял над миром свет нашей великой родины. Товарищи!
Люба (запевает "Интернационал").

Встава й, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов...

( Ребята сгрудились вокруг Олега. Дверь камеры распахнулась, на пороге немцы. Как вызов, звучит гимн. Немцы стоят у входа, и словно какая-то сила не позволяет им ступить дальше. Кажется даже, что они попятились. А гимн всё ширится. Голоса возносятся из-за окна, отовсюду.)

Олег (громко). И пусть вечно сияет над миром свет нашей великой матери-родины!

Мать. Их всех сгрузили в промерзшее помещение бани при шахте и некоторое время продержали тут: поджидали, пока приедут Клер, Балдер и Стеценко. Жандармы начали раздевать тех, у кого была хорошая одежда и обувь.

Баба. Молодогвардейцы получили возможность проститься друг с другом. Иван Земнухов и Клавдия Ковалёва шли , бережно поддерживая друг друга... Иван, ослеплённый фашистами (осколки очков во время побоев вонзились ему в глаза), в последний раз прижимал к себе свою избитую, измученную Клаву... И Клава Ковалева смогла положить ему руку на лоб и уже не разлучаться с ним.

Валя. Их выводили небольшими партиями и сбрасывали в шурф по одному. Опасаясь, что не все погибнут в шурфе, куда одновременно сбросили несколько десятков тел, немцы опустили на них две вагонетки. Но стон из шахты слышен был еще на протяжении нескольких суток.

Мать. Не дождались с фронта своих сыновей и дочерей тысячи матерей. Как долго они хранили солдатские треугольники… И до самой смерти своей не верили в их гибель. Надеялись и ждали, наперекор злым похоронкам с траурной каймой.

Валя. А матери молодогвардейцев не надеялись. Они были свидетелями гибели своих детей.

Баба. 15, 16, 31 января 1943 года в Краснодоне сброшены в шурф 72 человека - участники подполья. Жители окрестностей в течение трёх дней слышали стоны подпольщиков из-под земли, но выставленные автоматчики не разрешали подойти к шурфу...

Клер (медленно, безнадежно). Если бы у нас с вами, Курт, были такие дети и внуки... мы бы могли выиграть эту войну.

Балтер. Но ведь мы побеждаем!

Клер (совсем тихо). Это вам только кажется...

Олег - Запомните нас молодыми!

Печальная музыка.Мать выносит зажженные свечи. Молодогвардейцы выстраиваются с ними
Олег Олег Кошевой. Навеки -16!(проходит назад со свечой. Оставляя ее в чугунке зажженной)
Люба - Любовь Шевцова. Навеки - 18! !(проходит назад со свечой. Оставляя ее в чугунке зажженной
Сергей- Сергей Тюленин. Навеки - 18! !(проходит назад со свечой. Оставляя ее в чугунке зажженной
Ульяна- Ульяна Громова. Навеки 19! !(проходит назад со свечой. Оставляя ее в чугунке зажженной

Ваня - Иван Земнухов. Навеки - 20! !(проходит назад со свечой. Оставляя ее в чугунке зажженной
Николай - Николай Сумской. Навеки - 19! !(проходит назад со свечой. Оставляя ее в чугунке зажженной

Левашов. Сергей Левашов. Навеки - 19! !(проходит назад со свечой. Оставляя ее в чугунке зажженной

Люся. Лидия Андросова . Навеки -18! !(проходит назад со свечой. Оставляя ее в чугунке зажженной

Володя .Владимир Осьмухин .Навеки -18 ! !(проходит назад со свечой. Оставляя ее в чугунке зажженной

Клава. Клавдия Ковалева. Навеки - 18! !(проходит назад со свечой. Оставляя ее в чугунке зажженной

Виктор. Виктор Третьякевич. Навеки -18! !(проходит назад со свечой. Оставляя ее в чугунке зажженной

Анатолий. Анатолий Попов. Навеки -19! !(проходит назад со свечой. Оставляя ее в чугунке зажженной

Жора. Всего в шурф шахты были сброшены и живем закопаны 49 молодогвардейцев, Девятеро расстреляны.

Все . Навеки, навеки, навеки!

Музыка. Перестоение
Олег. Главное - выстоять!

Слышите? Выстоять!

Уля. Сердце, как выстрелы,

гулкие выстрелы,

Сергей. Чьи это карие

слезы наполнили?

Вам эти камеры

что-то напомнили?

Люся. Будьте вы стойкие,

будьте спокойные.

Ваня. Слышите, слышите,

бьют бронебойные?

Николай Видите,

как горизонт содрогается,

Красная Армия

это сражается.

Левашов Это спешат

к вам солдаты на выручку...

Люба Гаркают вам:

- На колени, на вытяжку!

Плюйте в лицо палачам

и предателям.

Вы над собой насмехаться

не дайте им.

Олег Главное - выстоять!

Слышите? Выстоять!

Сергей Это уже

автоматные выстрелы.

Это уже

автоматная очередь...

Володя Жгут палачи сигаретами

очи вам.

Им, палачам,

ваши взгляды не выдержать...

Олег Главное - выстоять!

Уля Главное – выдюжить!

Сергей. Пять шагов – и стоп!
Стена – преграда.
Валя.Пять шагов, а дальше?
Сергей.Дальше смерть!
Валя.Как они вот здесь…
Жора. Но слово “надо”
Заставляло юношей терпеть.
Туркенич. И они, избитые, терпели.
Разве можно это передать?
Пятеро, несломленные, пели,
Это все, что немцы не успели
Отобрать, замучить, закопать.

Валя. Пытки, пытки.
Частые допросы.
“Расскажи! – кричали. - Покажи!”
Жора. Прижигали пальцы папиросой
И вонзали в юношей ножи,
Туркенич. Сапогами яростно топтали
В диком необузданном пылу…
Нина.Возвращаясь, парни засыпали
На холодном каменном полу.

 

 

Олег. Нет, не думали мы о наградах,
О медалях своих, орденах,
Понимали, сражаться надо,
Защищая Отчизну в боях.


Сергей. И мерой нас, какой ни мерьте,
Как не оценивайте нас,
Мы здесь в глаза глядели смерти,
И мы не отводили глаз!

Ваня. Десятки лет легли меж нами,
Ушла в историю война.
Мы в сердце вечными словами
Погибших пишем имена.

Николай. Мы были живыми, как время,

Мы были большими, как время.

Теперь мы — в легендах прославленных дней...

Нина.Теперь мы — в граните и в бронзе,

Люба.Теперь мы — в поэмах и в прозе,

Уля.Теперь мы — в безмолвье могильных камней..

 

МИНУТА МОЛЧАНИЯ

Баба. Горит огонь. И язычки его пламени, перебивая друг друга, стремятся ввысь, передавая свои волнение людям... огонь шепчет какие - то слова, огонь что то

рассказывает...

 

Мать. Пал смертью храбрых в боях за Родину… Чтобы произнести эту короткую фразу двадцать шесть миллионов раз, нам понадобилось бы беспрерывно повторять её днём и ночью в течение пяти лет… Это дольше, чем длилась война…Помните это!
Валя. Остановись, время! Замри и оглянись в прошлое. Оглянись на тех, кто в камне с высоты своих памятников смотрит на нас.
Баба. Оглянись на тех, чьи имена высечены у подножия обелисков. На тех, кто отдал за нас с тобой самое дорогое, что имел – весну и первый поцелуй, счастье и жизнь, которая только-только начиналась.

Валя . Такие раны не лечат ни доктора, ни время ...

Нина. Задержись на минуту. Современник ...

  • . Подумай ...

Уля. Послушай ...

Люба. Им было столько же, сколько тебе сегодня.

Жора. Но им никогда не будет больше.

Мы сквозь года и века пронесли

Слово, в котором — надежда земли:

Завтра!

Брезжит оно и в тебе и во мне,

В прожитом дне и в сегодняшнем дне:

Завтра!

Может быть, я не смогу, не дойду,

Может, споткнувшись, на. снег упаду

Завтра!

Только я верю, что солнце взойдет,

Только я знаю: земля расцветет

Завтра!

Знаю еще, что, наверно, не раз

Люди хорошие вспомнят о нас

Завтра! Завтра!( Р.Рождественский)

Песня «День Победы» Исполнят вокальная группа и зрители

 

Список литературы и интернет-рессурсов:

1.Фадеев, А. А. Молодая гвардия [Текст]: роман / А. А. Фадеев. – М.: Худож. лит., 1990. – 521 с.

2. Г.Граков " Молодая гвардия " Драма в 3-х действиях 7-ми...

krispen.ru›grakov_g_01.docx

3. Стихи, посвящённые "Молодой гвардии"

molodguard.forum24.ru›…

4. Легенды Великой Отечественной. «Молодая гвардия» - www.smi.ru/05/04/26/3505928.html

 

Примечание :

.В 2019 году творческое школьное объединение «Театр-класс» со спектаклем «Времени не подвластны» по данному сценарию на муниципальном конкурсе школьных театральных кол-вов стало Лауреатом 1 степени


Приложения:
  1. file0.doc.. 214,5 КБ
  2. file1.pptx.zip.. 417,3 КБ
Опубликовано: 12.12.2021