Внеклассное занятие «Блокада Ленинграда глазами детей»

Автор: Язева Татьяна Валерьевна

Организация: МОУ «СОШ» пгт.Кожва г.Печора Республика Коми

Населенный пункт: Республика Коми, г.Печора, пгт.Кожва

Курс внеурочной деятельности: «Смысловое чтение»

Тематический раздел: Работа с текстом. Погружение в текст.

Класс: 5

Актуальность разработки: В календаре образовательных событий, приуроченных к государственным и национальным праздникам Российской Федерации, памятным датам и событиям российской истории и культуры, на 2024–2025 учебный год 2025 год объявлен Годом защитника Отечества и 80-летия Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов.

«Хорошо, что есть литература – главная история страны» (Е. Евтушенко). Кто-то сказал: «Войны начинаются тогда, когда о них забывают». Но чтобы ценить мир, надо знать, что такое война. Произведения о Великой Отечественной войны – это память о войне. Обращение к Великой Отечественной войне – это обращение к памяти.

Рекомендации по использованию разработки:

1. Основные понятия: Великая Отечественная война, блокада Ленинграда.
2. Оборудование: интерактивная доска (экран), компьютер, мультимедийный проектор.
3. Материал сценария можно использовать на уроке литературы в 5 классе по теме «Произведения отечественной литературы на тему «Человек на войне» (раздел «Литература 20 – начала 21 веков»).

Тема внеурочного занятия: «Блокада Ленинграда глазами детей»

Цели и задачи внеурочного занятия

Цель: Познакомить учащихся с героическими страницами истории русского народа; формировать у обучающихся положительную нравственную оценку защитников родной земли, способствовать восприятию их в качестве положительного идеала; воспитывать уважение к прошлому своего народа; помочь школьникам в социализации, в осознании себя, своей семьи частью русской истории и культуры, принимающих судьбу Отечества как свою личную

Цель деятельности учителя: Создание благоприятных условий для развития ценностных отношений к своему Отечеству, своей большой Родине, которая завещана ему предками и которую нужно оберегать

Задачи: Воспитание патриотических чувств, приобщение детей к гуманистическим ценностям

Планируемые результаты:

личностные: воспитание российской гражданской идентичности: патриотизма, уважения к Отечеству, усвоение гуманистических, демократических и традиционных ценностей многонационального российского общества; воспитание чувства ответственности и долга перед Родиной

метапредметные (компоненты культурно-компетентностного опыта/приобретенная компетентность):

познавательные: умение определять понятия, делать выводы

регулятивные:

1) умение самостоятельно определять цели своей познавательной деятельности, развивать мотивы и интересы своей познавательной деятельности

2) умение самостоятельно планировать пути достижения целей

3) умение соотносить свои действия с планируемыми результатами, осуществлять контроль своей деятельности в процессе достижения результата, определять способы действий в рамках предложенных условий и требований, корректировать свои действия в соответствии с изменяющейся ситуацией

4) владение основами самоконтроля, самооценки, принятия решений и осуществления осознанного выбора в познавательной деятельности

коммуникативные:

1) умение организовывать учебное сотрудничество и совместную деятельность с учителем и сверстниками; работать индивидуально и в группе: находить общее решение и разрешать конфликты на основе согласования позиций и учета интересов; формулировать, аргументировать и отстаивать свое мнение;

2) умение осознанно использовать речевые средства в соответствии с задачей коммуникации для выражения своих чувств, мыслей и потребностей планирования и регуляции своей деятельности; владение устной и письменной речью, монологической контекстной речью

Рекомендуемая для подготовки и проведения внеурочного занятия дополнительная литература или цифровые образовательные ресурсы

Прочитать следующие произведения:

Г. Черкашин «Кукла» [1].

Э. Е. Фонякова «Хлеб той зимы» [2].

Ю. Яковлев «Девочки с Васильевского острова» [3].

Подготовка класса к занятию начинается задолго до его проведения. Почему?

1. Необходимо выбрать произведения, связанные общей темой.
2. Прочитать произведения должны все в классе (достаточно много времени потребуется).
3. Разделиться на группы.
4. Дальше идет работа учителя с каждой группой: продумать, в какой форме будет сообщение (пересказ, чтение отрывков, инсценирование, чтение по ролям или рассказ по презентации…).
5. Помощь учителя в составлении презентаций.

Это и есть проектная деятельность. Лучше ее начинать с внеурочного занятия (учащиеся здесь не «привязаны» к оценке).

Подготовительная работа. Групповая работа.

1 группа – раскрыть следующие понятия: Великая Отечественная война, блокадный Ленинград, 900 дней, 08 октября 1941 – 27 января 1944, Седьмая симфония Д. Шостаковича

2 группа – сообщение «Блокадный Ленинград глазами девочек с Васильевского острова» (По рассказу Ю. Яковлева «Девочки с Васильевского острова»).

Сделать презентацию на тему «Таня Савичева: Символ героизма блокадного Ленинграда».

3 группа – сообщение «А вскоре на свет выплывает и становится реальностью слово «блокада» (По рассказу Э. Е. Фоняковой «Хлеб той зимы»).

Сделать презентацию на тему «Иллюстрации Людмилы Пипченко к рассказу Э. Фоняковой «Хлеб той зимы».

4 группа – сообщение «Девочка помнила блокаду…» (По рассказу Г. Черкашина «Кукла»).

Сделать презентацию на тему «Иллюстрации братьев Траугот к рассказу Г. Черкашина «Кукла».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Сценарий занятия

 

Организационная структура (сценарий) внеурочного занятия

 

Война! Как это – война? Что это – война?

Э. Е. Фонякова. Хлеб той зимы!

***

Опять война,

Опять блокада, -

А может, нам о них забыть?

Ю. П. Воронов

 

I. Вступительная часть

1. Просмотр тематического образовательного видеоролика, подготовленного на основе рассказов жителей блокадного Ленинграда [4]

2. Чтение наизусть учителем стихотворения Юрия Петровича Воронова, пережившего блокаду в 14 лет. (Или – послушать стихотворение) [5]:

Опять война,

Опять блокада, -

А может, нам о них забыть?

Я слышу иногда:

«Не надо,

Не надо раны бередить.

Ведь это правда, что устали

Мы от рассказов о войне.

И о блокаде пролистали

Стихов достаточно вполне».

И может показаться:

Правы

И убедительны слова.

Но даже если это правда,

Такая правда

Не права!

Я не напрасно беспокоюсь,

Чтоб не забылась та война:

Ведь эта память - наша совесть.

Она, как сила, нам нужна.

 

3. Прослушивание фрагмента Седьмой симфонии в исполнении композитора Дмитрия Дмитриевича Шостаковича [6].

Примечание: «Символом мужества русского народа стала Седьмая симфония Дмитрия Шостаковича, прозвучавшая в августе 1942 года, в 355 день ленинградской блокады. «Седьмая симфония, - писал Алексей Толстой, - возникла из совести русского народа, принявшего без колебания бой с черными силами. Написанная в Ленинграде, она выросла до размеров мирового искусства, понятного на всех широтах и меридианах, потому что она рассказывает правду о человеке в небывалую годину его бедствий и испытаний». В этот день немцы планировали отмечать свою победу над городом в ресторане «Астория», даже билеты пригласительные напечатали. А вместо этого на них обрушился массированный артиллерийский удар, а затем зазвучала симфония, что лилась из всех советских репродукторов. Уже после войны один из немцев признался: «Тогда, 9 августа 1942 года, мы поняли, что проиграли войну. Мы ощутили вашу силу, способную преодолеть голод, страх и даже смерть». (А. В. Воронцов)

 

4. Рефлексия

- Вы посмотрели видеоролик, прослушали фрагмент симфонии, услышали поэтические строки. Что вам запомнилось? Что показалось удивительным? Сможете ли определить тему и цель занятия?

- По каким ключевым словам вы догадались о теме нашей встречи? Что означают понятия блокадный Ленинград, Седьмая симфония Д. Шостаковича? (Экспресс-интервью с каждым учащимся: сделать аудиовидеозапись) (Сообщение учащихся 1-ой группы)

- Что вы знаете о блокаде Ленинграда?

- Какими вы увидели ленинградцев?

II. Основная часть

1. Классный руководитель

Работа с текстом, используя приемы смыслового чтения. Групповая работа.

- (До чтения текста) Составьте собственный текст, используя следующие слова: блокада Ленинграда, 872 (восемьсот семьдесят два) дня, 250 (двести пятьдесят) граммов, «Дорога жизни», 27 января.

- Прочитайте текст. (Приложение №1). Сопоставьте собственную информацию с полученной информацией.

- Как, по-вашему, почему слова блокада Ленинграда, 872 (восемьсот семьдесят два) дня, 250 (двести пятьдесят) граммов, «Дорога жизни», 27 января выделены курсивом?

- Какие слова или словосочетания вам остались непонятными? (Выяснение значений. При затруднении обращение к словарям.)

- Какая информация в тексте не соответствует сообщению учеников 1-ой группы? (Почему говорят, что «блокада длилась 900 дней»? Формулировка «900 дней блокады» закрепилась в публицистической и исторической литературе. Это яркий образ, закрепившийся в массовом сознании. На самом деле, блокада продлилась немного меньше — 872 дня.)

- Придумайте заголовок, соответствующий содержанию и общему смыслу текста.

- Что нового узнали?

2. Классный руководитель. Блокада Ленинграда глазами детей. Сообщения учащихся.

- «Война! Как это – война! Что это – война?.. А вскоре на свет выплывает и становится реальным слово «блокада» … Блокада глазами семилетней девочки Лены. Сообщение 3-ей группы «А вскоре на свет выплывает и становится реальностью слово «блокада» (По рассказу Э. Е. Фоняковой «Хлеб той зимы»). Показ презентации «Иллюстрации Людмилы Пипченко к рассказу Э. Фоняковой «Хлеб той зимы».

(Приложение №2. Выдержки из рассказа Э. Фоняковой «Хлеб той зимы». Примечание: Автобиографическая повесть современной петербургской писательницы Эллы Фоняковой посвящена ленинградской блокаде, с которой совпало детство автора. Это одна из лучших детских книг о блокаде. Что такое блокада Ленинграда для 7-летней Лены? Это город, окруженный врагами. Это серые лепешки из обойной муки, оладьи из кофейной гущи, студень из столярного клея; каша, заправленная олифой; лепешки из лебеды, рагу из Барсика, очень вкусные картофельные очистки, мина в батоне. Это цинга. Это продуктовые карточки – 50, 100, 125, 150, 200, 300 – это граммы: хлеба, сахара, крупы. Это «типичная блокадная трагедия» - голод и смерть. «Чувство голода ни с чем несравнимо. Оно непохоже ни на какое другое. Ты постоянно в каком-то изнурительном нетерпении, беспокойстве…есть, есть хочу! Хочу есть! Есть, есть хочу!.. И так – до бесконечности, до головокружения, до тошноты…». По улицам города потянулись нескончаемой вереницей детские саночки с длинными белыми свертками». Но жизнь продолжалась. «Школа блокадная… У доски встает учительница… Добрый день!.. Сегодня у нас очень ответственный урок…»)

3. Классный руководитель

Ленинград, зима, собачий холод.

Очередь за хлебом, тишина.

Нищета, разруха, страх и голод.

Это очень страшная война.

Е. Углинский. Голод.

«Девочка помнила блокаду…». Сообщение 4-ой группы «Девочка помнила блокаду…» (По рассказу Г. Черкашина «Кукла»). Показ презентации «Иллюстрации братьев Траугот к рассказу Г. Черкашина «Кукла».

(Приложение №3. Отрывок из рассказа Г. Черкашина «Кукла». Примечание: Рассказ «Кукла» написан Геннадием Черкашиным по воспоминаниям жены, ребенком пережившей блокаду, и посвящен ее маме, Юлии Михайловне Лазуркиной. В 1989 году рассказ был опубликован с иллюстрациями братьев Траугот, один из которых подростком жил в осажденном Ленинграде.

В день снятия блокады по советскому радио не раз звучал рассказ Геннадия Черкашина "Кукла". Блокадный Ленинград не показан во всей своей ужасающей полноте, а передан через несколько характерных для того времени картин: печка-буржуйка; чай без заварки под названием «белая ночь»; «уснувший трамвай» на улице и уснувшая навсегда соседка; незнакомая бабушка плачет, уронив в прорубь бидончик; братские могилы… Потом жизнь в эвакуации в детском доме, где мама была воспитателем. Возвращение в родной город, где течет «наша Нева» и где уже никто не ждет…

Когда мама и дочь уезжали из Ленинграда, девочка хотела взять с собой красивую дорогую куклу, которую подарил ей дедушка-профессор, мамин отец. Но ведь брать нужно только самое необходимое, а оставшиеся в городе родители мамы сказали, что кукла будет напоминать им о внучке. Блокада закончилась, дедушки и бабушки больше нет, а кукла теперь в витрине комиссионного магазина. И мама девочки ставит перед собой цель – вернуть ее как память об отце, как ниточку, связывающую с прошлой жизнью, с любимыми людьми… Кукла здесь – это символ, материальное воплощение памяти, каким может стать любая сохранившаяся вещица.)

4. Классный руководитель:

- Война, страшная блокада глазами девочек, живущих в разное время на улицах Ленинграда. Одна из них - маленькая девочка Таня Савичева, которая, теряя силы от голода, писала неровно и скупо в своем дневнике небольшие записи о том, как у нее на глазах умирали ближайшие родственники. Сообщение 2-ой группы «Блокадный Ленинград глазами девочек с Васильевского острова (по рассказу Ю. Яковлева «Девочки с Васильевского острова»)». Показ презентации «Таня Савичева: Символ героизма блокадного Ленинграда». (Приложение №2).

(Приложение №4. Дополнительный материал. Примечание: Одна из девочек Валя Зайцева рассказывает о своей подружке Тане Савичевой. Они соседки. И ровесницы. Только Таня Савичева жила несколькими десятками лет раньше... На её долю выпало страшное время - война, блокада, голод, смерть... «Таня Савичева не стреляла в фашистов и не была разведчиком у партизан. Она просто жила в родном городе в самое трудное время. Но, может быть, фашисты потому и не вошли в Ленинград, что в нем жила Таня Савичева и жили еще много других девчонок и мальчишек, которые так навсегда и остались в своем времени. А дружат ведь только с живыми».)

 

5. Классный руководитель. Рефлексия.

Ваши чувства от услышанного и увиденного.

Какова роль эпиграфов?

Дополните ряд: блокада Ленинграда … (наверное, слова МУЖЕСТВО, ПАТРИОТИЗМ …). Экспресс-интервью с каждым учащимся: сделать аудиовидеозапись.

III. Заключительная часть

Чтение наизусть стихотворения Ю. П. Воронова «В классе» классным руководителем

 

Девчонка руки протянула

И головой - на край стола...

Сначала думали - уснула,

А оказалось - умерла.

Её из школы на носилках

Домой ребята понесли.

В ресницах у подруг слезинки

То исчезали, то росли.

Никто не обронил ни слова.

Лишь хрипло, сквозь метельный сон,

Учитель выдавил, что снова

Занятья - после похорон.

Ю. П. Воронов.

Список использованных источников

1. cherkashin_kukla.pdf
2. Хлеб той зимы - рассказ Эллы Фоняковой, читать онлайн
3. Девочки с Васильевского острова – Юрий Яковлев, читать онлайн
4. https://vk.com/video-81675082_456239576
5. https://ok.ru/video/1505424837297
6. Шостакович. Симфония № 7 "Ленинградская" - смотреть видео онлайн от «CLASSICAL CHANNEL» в хорошем качестве, опубликованное 25 апреля 2022 года в 5:24:28.

Приложение №1

 

Блокада Ленинграда во время Великой Отечественной войны длилась 872 (восемьсот семьдесят два) дня с 8 сентября 1941 г. до 27 января 1944 г. Наступление на Ленинград вела группа фашистских армий «Север».

За время блокады из Ленинграда было вывезено (эвакуировано) больше 1,5 миллионов (полутора миллионов) человек.

От голода и лишений за время блокады погибло почти 700 тысяч (семьсот тысяч) ленинградцев. Эта цифра прозвучала на Нюрнбергском процессе. Сегодня историки считают, что общее число жертв блокады – 1,5 млн (полтора миллиона) человек. Военные потери составили почти 470 тысяч (четыреста семьдесят тысяч) человек. При артиллерийских обстрелах погибло 16 747 (шестнадцать тысяч семьсот сорок семь) мирных жителя.

Самый тяжелый период - с декабря по февраль первой блокадной зимы 1941 - 1942 годов. За три месяца умерло больше 250 тысяч (двухсот пятидесяти тысяч) человек.

В это время:

- бойцам на передовой линии обороны выдавали 500 (пятьсот) граммов хлеба в день;

- рабочим горячих цехов – 375 (триста семьдесят пять) граммов;

- остальным рабочим и инженерам – 250 (двести пятьдесят) граммов,

- служащим, иждивенцам и детям – всего 125 (сто двадцать пять) граммов хлеба.

На 50 (пятьдесят) процентов блокадный хлеб состоял из несъедобных примесей, заменявших муку:

- пищевая целлюлоза,

- жмых (остатки после отжима растительного масла из семян масличных культур – подсолнечника, рапса, льна),

- обойная пыль,

- выбойки из мешков,

- хвоя.

Другие продукты в этот период не выдавали.

С ноября 1941 года по март 1943 года продукты завозили через Ладожское озеро по «Дороге жизни». Летом – по воде. Зимой – по льду.

Блокада Ленинграда окончательно снята в ходе Ленинградско-Новгородской операции советских войск 27 января 1944 г.

27 января в России празднуется одна из самых значимых дат Великой Отечественной войны - День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Осада города длилась долгие 872 дня. Во время блокады в городе находилось более 400 000 детей.

Приложение №2

 

Выдержки из рассказа Э. Фоняковой «Хлеб той зимы»

1. 1.Война! Как это — война? Что это — война? От мальчишек из нашего двора я знаю, что война — самая интересная на свете игра, в которую девчонок берут только в виде исключения. Все бегут, стреляют из деревянных пистолетов, рогаток, кричат «Ура!» и дерутся. Но это игра… А как выглядит война взаправдашняя?
2. 2.Толпы людей орудуют лопатами, на глазах превращая клумбы и газоны в длинные, зигзагообразные рвы. Комья земли так и летят градом, образуя высокие насыпи… Мы с Ирочкой молча пристраиваемся к ближайшим землекопам и вонзаем в песок свои голубые жестяные лопаточки.
3. 3.А вскоре на свет выплывает и становится реальностью слово «блокада». Ленинград окружен врагами.
4. 4.Глава «Где учительница?»

Меня определяют в школу. По-деловому, без всяких торжественных приготовлений. Школа — за углом, в подвале громадного студенческого общежития. Первые и вторые классы рассаживают шеренгами за длинными крашеными столами, в одном помещении, — школа не настоящая, а военная, в бомбоубежище. Мы, ребятишки, это хорошо понимаем и сидим смирно.

— Дорогие дети, поздравляю вас с началом учебного года, — приветливо говорит учительница. — Давайте начнем…

Наутро, усердствуя не опоздать, мы, первоклашки, спешим в школу пораньше. Но что это? Из низких подвальных окон валит черный дым, у входа мечутся взрослые. Прямое попадание…

— Идите, идите отсюда, ребята. Отправляйтесь по домам, здесь вам делать больше нечего.

— А где наша учительница?

Взрослые молчат, вглядываясь в клубы дыма.

Я так и не запомнила ни лица моей первой учительницы, ни ее имени.

Только голос ее вот уже четверть века слабо и ласково доносится до меня: «Давайте начнем…»

1. 5.Глава «Оладьи из кофейной гущи»

Бадаевские склады, Бадаевские склады!..

Опустели полки гастрономов и булочных, мясных и бакалейных. Только на витринах по-прежнему, дразня аппетит, соблазнительно красуются бутафорские коробки шоколада, пирожные, торты, окорока, рыбины и муляжи розовых поросят, одетых в поварские колпачки. Поросята самоотверженно протягивают прохожим круглое блюдо с бежевыми свиными сосисками. Добродушная поросячья ухмылка сейчас воспринимается как издевательство.

Так же прочно, как обстрелы, входят в ленинградский быт продуктовые карточки. У родителей они — зелененькие, «служащие», у тети Юли — желтая, иждивенческая, у меня, розовая, детская. Новые карточки очень красивы — глянцевитая плотная бумага и много-много аккуратных квадратиков, на которых чернеют цифры: 50, 100, 125, 150, 200, 300… Это — граммы: хлеба, сахара, крупы. Когда смотришь на новые карточки, кажется, что этих граммов — уйма.

Но когда «отоваришься» в магазине, то груз в кошелке почти невесом…

Карточки сразу становятся в нашем доме главной вещью. Их держат под ключом, в полированной дубовой — еще дедушкиной работы — шкатулке. Я не смею прикасаться к ним. Папа тоже не смеет.

Как-то совсем незаметно растаяла наша чечевица. За ней исчез крахмал.

Из него мама смастерила клейкие синеватые вареники. И я — завзятая капризуля и привереда — ела их и только нахваливала! Меня часто терзают запоздалые угрызения совести. Подумать только: до войны я отказывалась от котлет и жареной картошки! Часами, бывало, застревала за тарелкой.

Специально застревала. Чтобы дождаться, когда взрослые уйдут на кухню мыть посуду. Они уходили, а я хватала котлеты — горячие! Румяные! Сочные!

Настоящие! Из мяса! — и запихивала их глубоко под диван. В квартире потом развелась масса мышей, диван, в поисках нор, отодвинули с места и, конечно, обнаружили мое преступление. Б-р-р-р! Страшно вспомнить, что тут было! И правильно! Так мне и надо. Жаль, что мало в углу держали!

Сейчас меня упрашивать уже не приходится. Мигом поглощаю свою порцию, которая с каждым днем все меньше, и тут же снова зверски хочу есть.

Что приготовить на обед? На ужин? Из чего приготовить? Где взять ТО, из чего готовят обеды и ужины? Эти мудреные проблемы маме решать все тяжелее.

Бережно сохраняются редкие очистки от столь же редких картофелин. Отмытые и перемолотые, сдобренные остатками крахмала, очистки очень вкусны. Кофе давно уже выпит. Из кофейной гущи испечены черные-пречерные, горькие-прегорькие оладьи. Мы угощаем ими соседей. Ирочкина мама открывается наотрез — у них водится настоящая мука, они, как говорит папа, запаслись «прилично». Нюра — пробует.

И в ответ предлагает нам студня. Студень какой-то небывалый: мутный, грязного вида и очень пахучий, если не выразиться сильнее.

— Из чего это, Нюрочка? — опасливо спрашивает мама, отведав кусочек.

— Из чего, из чего! Из столярного клея, вот из чего, — смеется Нюра.

— А что? Все мясной дух.

И вручает нам волнистую коричневую пластинку клея. Ее нужно мелко накрошить, залить водой и долго варить.

— Возьмите, возьмите, не стесняйтесь, мужика своего подкрепите, — щедро угощает Нюра.

1. 6.Глава «Долгие-долгие дни»

В ту страшную зиму дни мне казались нескончаемо долгими.

На завтрак — стакан кипятку и крошечный кусочек хлеба.

— Вы скоро придете? — безнадежный вопрос к родителям.

— Постараемся как можно скорее…

У мамы новый наряд, который достал дядя Саша, — толстые ватные брюки-галифе и стеганая ватная куртка. На ногах — чуни, самодельно сшитые из клочка овчины. Туалет венчает байковая ушанка. В таком виде мама, взяв портфель, ежедневно ходит в свой институт истории театра и музыки.

Итак, они ушли. В первые полчаса я развиваю бурную деятельность. Двери баррикадирую столом и диванными валиками. Помойное ведро — поближе к моему углу (мама-то на работе!). Что почитаем? «Трех мушкетеров»! И р-раз — под шубу!

С тех пор, как я научилась запоем читать, мои страхи стали разнообразнее и обрели конкретное воплощение. Не только КОГО-ТО — я боюсь Вия, Леди Макбет, Баскервильскую собаку, Джона Сильвера и даже загадочного доброго капитана Немо. Бомбежки и обстрелы меня давно уже не страшат. Я лишь поглубже зарываюсь в пыльный медвежий мех, чтобы не слышать грохота и свиста. Впрочем, наученная некоторым опытом, я уже знаю, что если просвистело и прогрохотало — значит пронесло.

Некоторое время я погружена в книгу. Затем, застряв на описании какой-нибудь трапезы, мечтаю. Вот я в унынии бреду по улице.

И вдруг мне навстречу — Сталин.

— Чего ты хочешь, Леночка? — спрашивает он и улыбается.

— Чтобы наши победили!

Но я чую, что будет задан и второй вопрос. Ответ на него у меня тщательно продуман.

— А чего бы ты еще хотела, Леночка?

— Горохового супу с грудинкой!

Такой суп был коронным номером в нашей семье. Я вижу перед собой тарелку с янтарной жидкостью, густой запах щекочет мне ноздри, на языке вкус рассыпчатой, сладкой горошины…

Нет, нет! Читать, читать, читать. Сталин по улицам просто так не ходит.

Во второй половине дня, когда комната уже вся синяя — темнеет рано — я цепенею под своей шубой от слабости. Голод неотступно терзает меня, как зубная боль, которой конца не видно. На ум приходят недобрые мысли…

1. 7.С барахолкой связаны все блокадные годы. Нет, не в смысле товарообмена — нам нечего было продать, а тем более не на что было купить. Туда ходили, чтобы побыть в людской гуще, потолкаться, поглазеть, почувствовать общность беды и общность усилий, преодолеть ее, выжить. Меня часто брал на барахолку папа… Торг идет лишь на такой основе: ты мне хлеб, я тебе — все что угодно. Продаются велосипеды, меха, детские коляски, отрезы материи, гаечные ключи, аквариумы, вязаночки дров, антикварный фарфор, фотоаппараты, щипцы для сахара, бланки похвальных грамот, золотые брошки, коньки… Из всего этого только дрова представляют реальную ценность. Остальное — ничто. Хлеба! Хлеба!
2. 8.Вскоре Галя получает зарплату и карточки! Прибегает домой, зареванная от радости:

— Карточки! У меня карточки! Ольга Сергеевна, вот держите! Только…

Вы не будете на меня сердиться? Я за сегодня хлеб уже выкупила. Вот…

Галя извлекает из сумочки хлебную горбушку.

— Понимаете, я заскочила в булочную — так, посмотреть, на всякий случай, а туда свежего хлеба привезли, и очередь небольшая. И мне до того захотелось Ленку порадовать! Пусть это будет ей от меня вроде как подарок с первой получки, ладно? Не сердитесь, да?

Мама не сердится.

Она целует Галю.

А я — на седьмом небе! Вот это подарок так подарок! Целая горбушка!

Сначала я долго созерцаю ее, держа на ладони. Тем временем у меня в голове складывается подробный план, как лучше ею распорядиться, чтобы продлить удовольствие.

Во-первых, надо укрыться в укромном уголке — чтобы не дразнить остальных.

Во-вторых, начинать, пожалуй, надо с мякиша, постепенно выедая в куске нечто вроде коробочки.

В-третьих, хлеб буду не откусывать, а лишь легонько отщипывать губами шершавые крошечки. Если прижать их языком к небу и слегка посасывать, — хлебный вкус дольше сохраняется.

В-четвертых, когда останется лишь корка — «коробочка» — от нее руками, осторожнейшим образом, чтобы ничего не обронить, стану отламывать небольшие кусочки. Они чуть припахивают керосином. Их можно долго держать во рту и смаковать…

Вот какая у меня сложилась четкая программа действий. Согласно ей я и расправилась с незабвенным Галиным подарком.

1. 9.Глава «Сильней слона»

Чувство голода ни с чем не сравнимо. Оно непохоже ни на какое другое.

Ты постоянно в каком-то изнурительном нетерпении, беспокойстве.

Одолевает слабость, но нет сил и на месте усидеть. Чем бы ни занялся — чтением, разговором, уборкой, в мозгу, со скоростью часового механизма, звучит один и тот же мотив: есть, есть хочу! Хочу есть! Есть, есть хочу!

Хочу есть! Есть, есть хочу! Хочу есть! И так — до бесконечности, до головокружения, до тошноты…

Беспокойство гонит, заставляет двигаться, совершать какие-то действия, чего-то искать. Я брожу по комнате. Обследую шкаф. Отыскиваю в углу полок завалявшиеся крошки, зажмуриваюсь, чтобы бес не попутал, на «общественное питание». Пустую жестянку из-под сгущенного молока, выписанного тете Соне в женской консультации (она ждет ребеночка и ходит в консультацию каждые две недели), я разглядываю с жадной придирчивостью. Жестянка, конечно, выскоблена дочиста, но все же на желобочках донышка кое-где застряли желтоватые засохшие блестки. Их, пожалуй, можно подцепить ребрышком ложки. И тогда уже нетрудно вообразить себе, что во рту у тебя полно густого сладостного лакомства. Однако мираж быстро проходит и мотив возникает снова: есть, есть хочу! Хочу есть!..

Добираюсь до настенного шкафчика, в котором хранится домашняя аптечка.

Заглянула, собственно, так просто, без всяких особых надежд. Чем можно поживиться в аптечке? Но…

В прозрачных пробирках, заткнутых ватой, — этих пробирок много, штук пятнадцать, по крайней мере, — я вижу знакомые мне белые горошинки.

Гомеопатия! Такие шарики принимала до войны мама, и они водились в изобилии у нас на Васильевском. Я помню разговоры о том, что «эти гомеопаты делают чудеса» и что лекарства ихние принимать — одно удовольствие.

А раз удовольствие — значит надо попробовать. Высыпаю содержимое одной пробирки на ладошку и целиком отправляю в рот. Вкусно! Сладко! Возьмем вторую. Третью. Еще одну. Еще…

Пятнадцать пробирок я опустошаю за пятнадцать минут. Чудодейственные гомеопатические средства сходят за пару приличных конфет.

Вдохновленная успехом, я все чаще наведываюсь в аптечку. Оказывается, глицерин ничем не хуже меда. Две бутылочки густой прозрачной, приторной жидкости я уничтожаю в несколько глотков. Капли датского короля нравились мне и в раннем детстве, а теперь-то уж и говорить не приходится. А что там за пакетик? У-ю-юй! Сухая черника! И как это взрослые могли забыть про такое сокровище? Спрячу чернику у себя под подушкой и буду таскать оттуда по одной ягодке, чтобы растянуть подольше нежданное богатство.

Когда было съедено все, на мой взгляд, съедобное, я принялась за таблетки и порошки. Аспирин был горьким, но ведь и его можно, в конце концов, жевать, так же, как пирамидон, стрептоцид и другие медикаменты. Я бы выпила, наверное, и ландышевые капли, и микстуры, если бы кто-то из старших вдруг не обнаружил моих злоупотреблений, открыв аптечку за какой-то надобностью.

Узнав, что я за один раз съела «всю гомеопатию», мама лишилась дара речи, а папа побежал было вызывать скорую помощь.

— Так я же ее еще неделю назад съела, — невинно сообщила я.

— Ну все, — трагическим голосом сказал папа. — Все. Там же яд.

Взрослые люди такие горошинки принимают по одной в день, а десять штук могут убить слона!

— Значит, я сильней слона.

1. 10.Елки на Новый год дома у нас, конечно, не было. Зато первого января дядя Саша принес мне билет на детский утренник в одну из соседних школ.

Вернувшись домой, переполненная впечатлениями, я записала их в своем дневнике, хотя, несмотря на свою раннюю начитанность, писать грамотно не умела.

«2 января я пашла на елку там был канцерт и обед из двух блюд и на третея было жиле еще дали 50 грамм хлеба когда я пришла в школу там уже ждали ребята мы долга мерзли в каридори в зали были другие ребята патом наконец нас впустили и там мы тоже изрядна мерзли и так замерзли что патом никак немогли атагреца сколько мы не балтали ногами все равно скоро начался концерт там показывали очень интересные номера например показывали очень смешнова дядьку фокусы цырковой номер песни а патом канцерт коньчелся и дед мороз пригласил нас обедать но обедать сразу нельзя была патамучто другие обедали патом и мы пошли обедать обед был такой на первое был суп с перловой крупой на втарое была запиканка из чорных макарон а на третее было жиле патом дали подарки подарки были такие там была шиколадка, 6 пичений одна или две конфеты и сухафрукты».

1. 11.Сенсация! Ленинград спасен!

…Хвойный настой мы пьем литрами. Он освежает, взбадривает. И — о чудо! — у мамы исчезают на ногах темные цинготные пятна, а тетя Соня перестает стонать по ночам от рези в желудке. И папа уже не утверждает столь категорично, что мы все передохнем, как мухи.

1. 12.Глава «Дополнение»

Был город-фронт, была блокада…: Рассказы, стихи, очерки, документы, хроника блокадных дней. Ленинград, 1984.

Утро Блокадный Ленинград Э. Фонякова Мне было 8 лет.

Вот уже 8 месяцев идет война. Более полугода…

Много это или мало?

Все, что было до июня сорок первого, кажется далеким и совершенно нереальным. Прогулка в зеленом сквере, пестрые «раскидаи» и петушки на палочке у лоточниц на углу Среднего проспекта и Шестой линии Васильевского острова, рвущаяся ввысь гроздь розовых и голубых воздушных шаров, которую с трудом удерживает на шесте старик продавец в съехавшей на затылок фетровой шляпе… Сон? Сказка? Сквер разрыт и прорезан насквозь окопами и щелями укрытий. Витрины магазинов на Среднем заложены мешками с песком, а в холодном зимнем небе вместо воздушных шаров зависли бурозеленые аэростаты, похожие на гигантские ливерные колбасы.

Я учусь в первом классе.

В 7 часов мама поднимает меня с постели. Это тяжкое испытание — за окном минус тридцать, да и в комнате немногим больше: за ночь выстудило последние остатки тепла. Дров у нас, как, впрочем, и у всех, давным-давно нет. Большая белая кафельная печь высится у стены ледяной глыбой.

Установленную против буфета «буржуйку» топим дедушкиными рукописями, старыми книгами, распиленными на куски стульями и книжными полками. Пока горит огонь, печурка раскаляется докрасна, от длинной, уходящей в форточку коленчатой трубы веет жаром. Можно даже ненадолго снять верхнюю одежду. Но утром… И хоть я сплю одетая в лыжный костюм и толстый свитер, мне не позавидуешь!

Приходится подниматься.

Комната плотно охвачена тьмой. Лишь над столом, вокруг язычка пламени, трепещущего в плошке, слабый ореол света. Электричества тоже давно нет, и каждый сооружает себе светильник из подручных средств. Наша коптилка придумана мамой: кусок воска для натирания полов и продернутый сквозь него фитиль из ботиночного шнурка. При таком освещении тени фантастически увеличены. Мамина занимает половину потолка, моя — чуть не всю стену. Тени двигаются, плывут, жестикулируют…

— Мыться!

Тень на потолке решительно вскидывает руку и указывает на дверь. Тень на стене понуро съеживается.

Легко сказать — мыться! А если вода в бидоне, как вчера, промерзла до дна?

И зачем такая морока? Ведь никто не увидит, что я не мылась, — и дома, и в школе сижу закутанная по самые уши.

Но с мамой спорить бесполезно. Сама она уже причесана, умыта, ватник аккуратно подпоясан кожаным ремнем, ватные брюки заправлены в валенки. Мама очень нравится мне в таком наряде, и сама я втайне тоже мечтаю о чем-нибудь подобном.

— Ты слышала? Мыться!

Я тащусь простывшим коридором на кухню, а мама готовит завтрак.

Времени у нее на это уходит немного — еды, как света и дров, у нас тоже почти нет. Когда я возвращаюсь, на столе дымятся две чашки с кипятком и посреди большой тарелки лежат два тонких, как картон, ломтика черного блокадного хлеба. Кроме того, в двух розетках для варенья понемногу черно-зеленой хряпы — вареной сорной капусты.

Все это мы съедаем очень быстро.

Пора вставать из-за стола, но я медлю. А вдруг произойдет чудо и появится какая-нибудь еда? Но чуда не происходит.

— Еще немного кипятку, если осталось. Можно?

Мама подливает мне остатки воды из прокопченного медного чайника, и я, прихлебывая ее, грею о чашку озябшие, негнущиеся пальцы. Из черной тарелки радиорепродуктора доносятся звуки музыки.

— Чайковский, — говорит мама. — Итальянское каприччио…

И, прикрыв веки, мечтательно улыбается: она знает и любит музыку.

Внезапно напевная, сладостно-нежная мелодия обрывается хорошо знакомым воем сирены.

«Внимание, внимание! Воздушная тревога!»

Мы с мамой взглядываем друг на друга.

Конечно, положено немедленно бежать в подвал, в бомбоубежище. Но там еще темнее и холоднее, чем дома. К тому же надо собраться: ей на работу, мне в школу.

— Знаешь, — говорит мама. — Пока суд да дело, мы можем немного почитать вслух, а там, глядишь, все и кончится.

— «Принца и нищего»? Да??

— Да. Вон он, на полке. Неси!

Мамино сероглазое лицо невозмутимо, движения спокойны и уверенны. Чего же бояться и мне?

Мы садимся поближе к коптилке. Обняв меня за плечи одной рукой, легкой и прозрачной от худобы, мама раскрывает томик Марка Твена, и я уже вся в предвкушении удивительных приключений английского оборвыша. За стенами дома свистит и ухает, в любую секунду в нас — как и в каждого в тот момент — может угодить снаряд или бомба, но мы строго-настрого запрещаем себе об этом думать. Зачем? Ведь бомбят и обстреливают ежедневно — утром, днем, вечером, ночами. И если всякий раз дрожать от страха, нельзя будет жить, учиться, работать. А жить, учиться, работать ленинградцы должны — для будущего, для победы! Это твердо знают у нас даже первоклассники вроде меня.

Воздушная тревога и в самом деле кончается. Пронесло!

— Теперь давай быстро-быстро! — говорит мама. — Времени у нас в обрез!

Я набиваю портфель учебниками и тетрадками, надеваю через плечо маленький противогаз — один из уроков мы обязательно отсиживаем в резиновых масках с длинными хоботами, отчего становимся похожими на стадо слонят, — заматываю голову шерстяным платком.

— Я готова!

— Я тоже, — отзывается мама.

Как и у меня, у нее портфель и противогаз, — только и то и другое «взрослое», больших размеров. Кроме того, на отдельном ремне у мамы на плече висит бидон — на обратном пути через замерзшую Неву она наберет в проруби воды. В руке — двухэтажный алюминиевый судок. Как и многие в Ленинграде в ту зиму, мы прикреплены к столовой и раз в день получаем там немного мучной болтанки вместо супа и по блюдечку горькой грязно-желтой каши из пшена-сечки, которая заправлена каплей олифы… Мы спускаемся вниз по лестнице, ощупью находя ступеньки.

Уже на улице мама целует меня, и мы расходимся в разные стороны. Она — направо, в сторону моста лейтенанта Шмидта, к своему институту, я — налево, в школу, которая расположена неподалеку, в подвале шестиэтажного дома с башенками, в бомбоубежище.

Идти трудно. Ноги в калошах, надетых на стеганые, сшитые мамой чувяки, то и дело оскальзываются на горбатом от льда тротуаре. Недолго и упасть.

Тогда угодишь носом в сугробы, горной грядой выстроившиеся вдоль мостовой, — город некому чистить, он весь завален синими, неподвижными снегами.

Я спешу, но все равно двигаюсь медленно. Из утренней тьмы мне навстречу также медленно плывет вереница светлячков. Это фосфоресцируют специальные брошки, которые ленинградцы стали носить, когда ввели затемнение. К моей шубейке прикреплена такая же.

— А ну, девочка, посторонись, — слышу я глуховатый голос.

Прижавшись спиной к сугробу, я пропускаю человека, тянущего за собой детские санки с чем-то длинным на них, завернутым в белую простыню. Еще кто-то умер от голода…

В школе теплее, чем дома. Наверное, оттого, что нас все-таки довольно много. Не снимая пальто, мы сидим на деревянных лавках перед длинными коричневыми столами — первоклассники, второклассники и третьеклассники.

Школа блокадная, и одна учительница управляется со всей нашей копошащейся толпой.

У доски встает учительница. Она без шубы, в опрятном синем костюме с высоко поднятыми плечами, в отглаженной белой блузке.

— Добрый день! — говорит она, улыбаясь. — Приготовьте свои тетради и книжки. Сегодня у нас очень ответственный урок. Попробуем читать, не разделяя слова по слогам…

Приложение №3

 

Отрывок из рассказа Г. Черкашина «Кукла»

Куклу в витрине магазина девочка увидела случайно и сразу же узнала её. Это была Маша, её кукла, которую ей перед войной подарил дедушка, профессор. Он привёз её из Швеции, куда ездил по научным делам, привёз специально в подарок девочке в день её рождения. Когда дедушка дарил куклу девочке, все гости рассмеялись, потому что и кукла, и девочка были одного роста. Они даже спали в одной кроватке, и девочку всегда удивляло, почему Маша такая послушная: сразу же, как только мама укладывала её в кровать, она закрывала глаза, и мама говорила: «Вот видишь, какая Машенька умница, видишь, она уже и глазки закрыла, и в кроватке не вертится, как ты, а лежит тихо-тихо, спит».

Девочка рассталась с Машенькой в блокаду. Стояла холодная-холодная зима, это девочка помнила. Серебристые, в красивых узорах, замёрзшие окна. В столовой стояла круглая железная печка — «буржуйка» с изогнутой, как у самовара, трубой. Мама растапливала её утром и вечером. Дров не было, поэтому приходилось ломать стулья, а потом их рубить на маленькие чурочки. Ах, как хорошо вспыхивал огонь в «буржуйке», когда мама бросала в огонь свёрнутую в жгут газету! Огонь в печке гудел, на конфорке закипал чайник, и так не хотелось, чтобы «буржуйка» остывала. И бабушка, и дедушка, и мама, и девочка, кто в пальто, а кто в шубе, садились вокруг «буржуйки» и тянули к ней, к её дышащим жаром бокам руки, и тепло горячило ладошки, а ещё щёки, губы и шею. «А теперь будем пить чай „белая ночь“», — говорила мама, наливая в чашки кипяток, один лишь кипяток, потому что заварка давно уж кончилась. И мама, когда это случилось, сказала: «Ну ничего, будем теперь пить чай „белая ночь“». А бабушка рассмеялась и проговорила: «Ну и выдумщица ты, „белая ночь“ — вполне удачное название, а ты как находишь?» — спросила она у дедушки, и дедушка сказал: «Да, милая, новый вид чая вполне адекватен действительности». — «Дедушка, — спросила тогда девочка, — это что ещё за слово такое непонятное?» — «Немножко ещё подрастёшь и узнаешь», — смеясь, сказал дедушка.

Ещё помнила девочка, как они с мамой ходили с санками и с ведром и бидончиком на Неву, к проруби, за водой. Она помнила, что в одном месте на проспекте на боку лежал трамвай большой, заиндевевший, присыпанный снежком трамвай с прижатой к крыше дугой и заиндевевшими колёсами. «Что это с трамваем? — спросила девочка. — Он что, спит?» «Да, — сказала мама. — Он как наша соседка: она легла спать и не проснулась». — «Почему наша соседка не проснулась?» — спросила девочка. «У неё уже не было сил проснуться, — сказала мама, — и она замёрзла».

Возле проруби было очень скользко от расплескавшейся и сразу же замёрзшей воды, и мама говорила: «Сюда надо приходить на фигурных коньках, а не в ботах». Хорошо было, когда лёд присыпало свежим снегом, тогда никто не поскальзывался, и не падал, и не ронял в прорубь своего ведра. Одна бабушка уронила в прорубь свой бидончик и заплакала, и мама ей сказала: «Не надо плакать, вот, возьмите наш, у нас дома есть ещё один». — «Я вам непременно верну, — сказала эта бабушка. — Мы ведь ещё и не раз с вами здесь встретимся». Но девочка больше никогда не видела этой незнакомой бабушки, потому что вскоре мама, вернувшись с работы, сказала, что ей поручили вывезти из Ленинграда по Ледовой дороге ребят и что нужно немедленно готовиться в дорогу. «Я возьму с собой Машу», — сказала девочка. «Нет, — сказала мама, — Маша останется дома!» Девочка заплакала — так ей не хотелось расставаться с Машей. «Твоя Маша займёт много места, — сказала бабушка, вытирая у неё слёзы, — и в машине не хватит места какому-нибудь мальчику или девочке. Пусть Маша остаётся с нами. Нам она будет напоминать о тебе, хорошо?» «Хорошо», — согласилась девочка.

Она запомнила ту ночь: мокрый снег, который залетал под платок и залеплял глаза, взрывы бомб впереди, завывание мотора, плач какого-то мальчика, шёпот мамы: «Потерпите, ребята, уже недолго осталось, а когда мы приедем, то всех вас напоят сладким горячим чаем». А вот что было дальше, девочка не помнила, не помнила, как они ехали в поезде и как оказались в городе Мышкине на Волге. Всё это время она болела, у неё был сильный жар, воспаление лёгких.

Полный текст статьи см. приложение
 

1. file0.docx (3,7 МБ)

Опубликовано: 25.07.2025