Феноменология становления идеологемы капитализма

Автор: Быстров Алексей Иванович

Организация: Православная гимназия г.Серпухов

Населенный пункт: Московская область, г.о. Серпухов

В статье рассматривается становление идеологемы капитализма в процессе трансформации моральных оценок в онтологические основы и гносеологические принципы социального знания.

На протяжении более тысячи лет - т.е. в период идейного оформления, институционализации и распространения христианства — в торговле и промышленности видели воплощение пороков жадности, скупости и жестокости. Затем вдруг торгово-промышленной деятельности начали приписывать положительные свойства. В какой же момент времени торгово-промышленная деятельность начала рассматриваться как занятие, достойное человека?
«Капитализм» слово недавнее - лишь в начале нашего века это слово в полную силу зазвучало в политических дискуссиях как естественный антоним социализму. В научные круги оно было введено только в 1902 г. книгой В. Зомбарта «Современный капитализм», а право на посвященную ему статью в «Британской энциклопедии» это слово получит только в 1926 г. В «Словарь Французской академии» оно войдет лишь в 1932 г. и с таким забавным определением: «Капитализм, совокупность капиталистов». Новая дефиниция 1958 г. была едва ли более адекватна: «Экономический строй, при котором производительные богатства принадлежат частным лицам или частным компаниям»[1,241].
Никто до сих пор не показал с достаточной убедительностью - чем порождён «капитализм». Скажем, М. Вебер связывал это с особым «духом капитализма», К. Маркс видел его истоки в «так называемом первоначальном накоплении». Великая трансформация, приведшая к формированию капиталистической системы и ее приходу на смену феодализму, имела своим следствием возникновение и утверждение новой системы миропонимания, которая перевернула все представления о человеке, обществе, государстве, об их сущности и взаимоотношениях. Можно по-разному пытаться трактовать императивы этой новой системы. Так, американский экономист Ф. Хайек, пишет: «Возникновение нашей цивилизации и сохранение ее в дальнейшем зависят от феномена, который можно точнее всего определить как "расширенный порядок человеческого сотрудничества" - порядок, чаще именуемый, хотя и не вполне удачно, капитализмом. Для понимания нашей цивилизации необходимо уяснить, что этот расширенный порядок сложился не в результате воплощения сознательного замысла или намерения человека, а спонтанно: он возник из непреднамеренного следования определенным традиционным и, главным образом, моральным практикам (practices)»[3,5]. Ф. Хайек опирается в свих исходных посылках на суждение Д. Юма о том, что "правила морали... не являются заключениями нашего разума"[3,6].
Спонтанность, самособойность складывания современной хозяйственной системы требует внесения корректив, связанных с недооценкой «авторской составляющей» в этом процессе: нормы современных экономических установок и предписаний, на наш взгляд, не возникли «спонтанно» как плод народного творчества. Представляется более перспективным выявить и описать процессы становления и изменения экономических идеологий как длительный эндогенный процесс, повлиявший на субординацию всех (внешних и внутренних) факторов при генезисе новой социальной системы.
Терминология социальных наук, возникших в Новое время, претендует на объективность и нейтральность. Однако в ней содержатся аксиологически нагруженные понятия, причем оценки предшествуют выделению предмета теоретического исследования. Для нескольких поколений людей XIX–XXI вв. кажется естественной и непреложной ссылка на интересы как феномены, определяющие всю сферу социальной реальности. Интересы полагаются «нормой» поведения людей. Ссылка на интересы при теоретическом осмыслении реальности и принятии политических решений сегодня попросту не нуждается в обосновании. Между тем, в интересах и скрываются предпосылки всех индивидуальных и групповых практических и теоретических аберраций. Попытаемся восстановить логику этой альтернативы, идейные предпосылки которой изучены ещё не достаточно.
За фасадом «видимого» мира нужно выявлять скрытые структуры и функции институтов, роли и феномены человеческой реальности, которые не говорят сами за себя, а должны обязательно интерпретироваться. Итак: сначала было слово, и это слово было «Государь», и слово было у Макиавелли. В этой своей работе он заложил основы новой теории государства, которая должна была усовершенствовать искусство политического управления в рамках существующего порядка. Исходными посылками были следующие: 1) Рассматривать человека таким, каков он есть на самом деле. Требования христианской морали, включая угрозу осуждения на вечные муки, ничуть не улучшили человеческую природу, а потому не стоит пытаться создавать новые этические кодексы как это делали еретики; 2) люди руководствуются страстями, а не верой и не разумом, это влечёт бесконечную цепь жестокостей, из которых и состоит человеческая история. до было найти более эффективные средства для совершенствования людей и управления обществом - некоторую альтернативу христианской морали.Предполагалось, что все люди руководствуются тремя главными страстями — эгоизмом, жаждой власти и богатства. Эти страсти противостоят вере (условиям христианского спасения) и разуму. Они порождают войну, голод, эпидемии — три главных несчастья человеческого рода. Одновременно страсти свирепы по отношению друг к другу. Идея Макиавелли заключалась с том, что нужно перенаправить страсти таким образом, чтобы они гасили друг друга. Идеи Макиавелли были ассимилированы сознанием современников и получили в дальнейшем такое развитие, которое и не предполагалось самим Н. Макиавелли.
В целях их теоретической легитимизации были обоснованы идеи о взаимопожирании (Ф. Бекон и Спиноза) и равновесии (Юм) страстей: «Мысль об управлении социальным прогрессом посредством продуманного установления одной страсти против другой стала распространенным занятием интеллектуалов XVIII века» [5,34]. Гельвеций первым снабдил термин «интерес» положительным смыслом. Он обозначил этим термином только те страсти, которым приписывались уравновешивающие функции.
Первоначально слова «страсти» и «жадность» были нагружены отрицательным смыслом. Постепенная эволюция языка привела к тому, что они были заменены нейтральными терминами «польза» и «интерес». Тогда как идея о возможности использования страстей для достижения общего блага стала главным элементом либерализма и парадигмой политической экономики [4,25].
Одновременно указанная идея повлияла на выработку представления о закономерном характере социальных процессов. его основе были созданы гегелевская, марксистская и позитивистская концепции социально-экономических закономерностей. Все они восходят к метафоре «хитрость разума». Эта метафора выражала убеждение: хотя люди живут страстями, на самом деле страсти служат достижению некой высшей общечеловеческой цели, которая непостижима для индивидуального сознания.
Короче говоря, модификация моральной оценки страстей с отрицательной на положительную предшествовала становлению социальной теории. Затем происходила легитимизация страстей как предмета теоретического анализа.
История концепта «интерес» парадоксальна: сужение смысла понятия шло параллельно с универсализацией его одной стороны. Первоначально интерес означал способность человека рационально, расчетливо и дисциплинированно управлять собственным эгоизмом, жаждой власти, богатства. Так понятый интерес противопоставлялся страстям. С помощью интереса в поведение людей вводились элементы расчета и предусмотрительности. Но в результате противопоставления возникло убеждение: одну группу страстей (жадность, алчность, скупость, своекорыстие, любовь к деньгам) можно использовать для усмирения других страстей (тщеславия, плотских и властных желаний). Раньше алчность оценивалась отрицательно. Теперь «делание денег» было названо интересом. А само понятие интереса стало претендовать на оценочную нейтральность, объективность и теоретический статус. Однако в основе столь «нейтрального теоретизирования» лежит положительная оценка самой мерзкой человеческой страсти. К тому же подобная аберрация связывалась с надеждой на возможность научного руководства обществом[2,147]. Интересы стали новой парадигмой социальной философии и политики, новой гибридной и противоестественной формой человеческого поведения. И ее начали считать свободной от разрушительных страстей и бессильного разума. Прежде жадность, пиетет перед деньгами и материальным благополучием вообще считались свойством рабов, евреев, лакеев и простонародья. Теперь из этой страсти сделали залог «светлого будущего»: «Доктрина интереса в данное время была воспринята как действительный завет спасения» [5,47].Теперь социальный и моральный смысл интересов начал заменяться материальной выгодой. Первоначально такой мотив поведения был типичен для евреев-ростовщиков. Под влияние данной социально-вероисповедной группы материальные интересы начали считаться универсальным мотивом поведения. Тем более что у большинства простых людей не было никаких иных доказательств достойного существования, кроме материального благополучия [2,137].
В конце XVII в. максима «Интерес не подведет» была преобразована в теоретический постулат «Миром правят интересы». В первом случае имелась в виду способность рационально управлять страстями. Во втором - одна страсть становилась господствующей. Никто вначале не вдумывался в эти тонкости. Понятие интереса казалось самим собой понятным. Никто не пытался дать строгое определение интересов и выяснить их отношение к страстям и разуму. Вся мысль Нового времени кружила вокруг нормативных постулатов, связывая с ними познавательные концепции. Вначале страсти оценивались отрицательно, а интерес положительно. Затем произошла перестановка оценок. Страсти вошли в симбиоз с интересами и начали оцениваться положительно. С таким симбиозом связано становление политической экономии и, опосредованно, всей системы социальных наук. Деньги начали рассматриваться как наиболее сильная социальная связь. Она не шла ни в какое сравнение с кровнородственными отношениями, честью, дружбой, любовью. Представление о деньгах как сильнейшей социальной связи было и остается до сих пор самой распространенной и опасной формой идеологии. К тому же она не нуждается в доказательстве именно в силу своей повсеместности[6,122-125].
Процесс социального изменения формируется исторической матрицей общества, в котором он происходит. В Европе, вплоть до 17 века, под интересом понималась совокупность человеческих намерений и связанных с ними размышлений. протяжении последних 300 лет происходило сужение данного смысла с одновременной универсализацией единственного мотива человеческой деятельности — стремления к материальной выгоде и пользе. Интересы начали отождествляться с материальной выгодой и пользой индивидов и групп. Этот смысл до сих пор является главным в повседневной жизни, политическом языке и словаре социальных наук. [5,37].
Феноменология становления идеологемы капитализма как общественного проекта представляет собой процесс внесения личностного смысла для каждого из его участников (явный только для стороннего наблюдателя, но не участника - А.Б.) и взаимодействия этих смыслов, порождающих индивидуально непредсказуемый результат. Точно так же, как суммарный вектор всех взаимодействующих сил в физическом мире будет иметь направление отличное от направления каждого отдельного вектора. Смысл непосредственных действий, осознаваемых как разумные и необходимые, далеко не всегда будет определять значение и значимость результата для участников действий.
Таким образом, история социальной теории есть процесс превращения моральных оценок в онтологические основы и гносеологические принципы социального знания. Отсюда вытекает тотальная аберрация мышления, которая еще далеко не закончилась.

Литература:

1. Бродель Ф. Материальная цивилизация и капитализм. Игры обмена. -Т.2.-М.-1988. - 521с.
2. Макаренко В.П. Теория неожиданных последствий Альберта Хиршмана// Экономический вестник Ростовского государственного университета. -2009. - Т. 7.- № 4.- С. 130-153.
3. Хайек Фридрих Август фон Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма.- 1992.-304с.
4. Hirschman A. Engagement und Enttauschung. – Frankfurt am Main, 1984.-251p.
5. Entwicklung, Markt und Moral. Abweichende Betrachtungen. München, Hanser.-1989.-321p.5. Hirschman A.
6. Hirschman A. The Passions and the Interests. Political Arguments for Capitalism before its Triumph. Princeton.- 1989.-275p.

 

 

1. file0.docx.. 24,9 КБ

Опубликовано: 05.04.2021